А какой репутацией в те ранние дни пользовалась Айн Рэнд среди знакомых?
Не знаю, кто там с ней знакомился, потому что она пробкой вылетела из прежней квартиры. Она хотела квартиру побольше и получше. Я так поняла, что она стремилась начать новую жизнь, и моя помощь пригодилась ей в этом.
Вы видели, как она писала?
Она писала ручкой и чернилами в блокноте восемь на десять дюймов.
Вы поддерживали с ней контакт после того, как она съехала из квартиры?
Нет. Не поддерживала, но уверена, что это делала моя мать[62].
Пока вы жили на Гауэр-стрит, случалось ли, чтобы Айн Рэнд расспрашивала вас на философическом уровне о том, что вы хотите от жизни? О том, какова ваша цель?
Нет. Я думаю, что она и так прекрасно понимала, в чем заключается цель моей жизни. Мы встретились снова уже после того, как я переехала в элегантный и богатый дом на Беверли-Хиллз, и тогда она ничего не спрашивала у меня, наверное, потому, что это я все время расспрашивала ее.
Так какой же была тогда цель вашей жизни?
Я добилась ее. Я стала женой и матерью. У меня четверо детей. Сначала я хотела работать, а потом захотела детей. И поступила соответствующим образом. В 1942 году я оставила Голливуд и вышла замуж.
Ваша жизнь в Голливуде сложилась успешно. Какую цель вы преследовали тогда?
Я получила то, чего хотела. А хотела я стать секретарем у важного продюсера и стала им.
А почему вы хотели стать именно секретарем?
Наверно, потому, что не считала себя пригодной к чему-то еще. Я понимала, что писателем быть не могу. Актрисой тоже. Я прошла кинопробу. Итог ее был ужасен. И поэтому я поняла, что могу преуспеть только в области производства.
Обладали ли вы в ту пору какими-нибудь твердыми убеждениями в отношении работы или других предметов? Что вы представляли собой как личность?
Я была очень добросовестной девушкой.
А не можете ли вы припомнить какие-нибудь убеждения или мнения, высказывавшиеся Айн Рэнд?
Она ненавидела Россию. Она презирала коммунистическую систему. Она лезла из кожи, пытаясь разоблачить ее. И думала, что сделала это в романе Мы живые.
Она высказывала вслух свою ненависть к коммунистам?
O да. O да.
И как выражалась при этом?
Теперь уже не помню. Могу сказать, что во время общения с ней у меня создалось впечатление, что Россию она ненавидела и абсолютно презирала. Она была счастлива, что ей удалось унести оттуда ноги, саму систему она ненавидела. Так она говорила сама. Она хотела уехать из этой страны и уехала из нее. И еще говорила мне, что намеревалась написать Мы живые как разоблачение истинной сущности России. Это было ужасно.
В своем письме, написанном в 1936 году, она выражала вам огромную благодарность за помощь.
O да.
И каким же образом она ее выразила?
Она поблагодарила меня. В ту пору она была не слишком многословной. Она разговаривала как иммигрант, потому что еще не так долго пробыла в этой стране[63].
Каким образом это выражалось в ее речи?
Через отсутствие языкового опыта. Она не была еще хорошо знакома с языком. Но тем не менее изъяснялась с достаточной уверенностью. Она была умной девушкой.
Мы говорили о том, как вы помогли ей продать рассказы и что она казалась очень благодарной за это.
Не знаю, что вам сказать. Она, конечно же, не забыла этого, хотя, безусловно, я была ей безразлична. Ну, в том смысле, что она не собиралась любить и обожать меня. По сравнению с ней я вращалась в существенно высших сферах. Она была не из тех людей, кто станет заглядывать снизу вверх в чьи-то глаза, но и не станет смотреть на кого-то сверху вниз. Вниз-то она могла смотреть, но ко мне никакого подобострастия не проявляла. Хотя и не забыла меня.
Я сыграла важную роль в ее жизни. И чувствовала, что она является моим протеже. Я помогла ей ступить на писательскую стезю.
Вы еще храните это или ее другие письма?
У меня было совершенно удивительное письмо. Очень длинное к тому же.
Оно было рукописным?
Да. И я хранила его, хранила, хранила, а потом однажды начала разбирать свои бумаги. Я как раз собиралась переезжать, и потому избавлялась от всего, что можно было выбросить. Я продала ее письмо. Поступок этот разорвал мне сердце, сама не знаю, почему я так поступила. Ведь к тому времени Айн была очень и очень знаменита.
62
Марселла Рабвин на самом деле переписывалась с Айн Рэнд, о чем свидетельствует письмо от 5 февраля 1937 года, в котором она выражает свое мнение по поводу романа