— Насчёт потерялся — это ты брось, — успокоил его Уоренгейт — Поверь, к столице быстро привыкаешь. И на остальных советников не смотри, я их скоро основательно почищу.
— Как знаешь, — кивнул Рендел — А всё-таки хотелось бы понять, для чего я тут и в чём смогу помочь. Давай для начала я послушаю, что ты делать собираешься.
— Первым делом надо разобраться с наследием Йоркдейла — проходимцами во власти.
При этих словах барон с улыбкой оглядел роскошно обставленный кабинет, также оставленный от герцога — но удержался от вопросов.
— Во-вторых — обеспечить порядок на улицах. В-третьих — снабдить город продовольствием. И, разумеется, наказать всех мятежников и их главарей. Этих Герцогов и прочий сброд.
Барон, довольно кивая на предложениях друга, замер, услышав последние слова.
— Сдаётся мне, Вернон, слишком уж ты торопишься с выводами — отозвался барон.
— А чего тут думать, Рендел? — решительно воскликнул граф — Только страх и сила способны удержать город от хаоса. Горожане устали от беззакония, а я дам им справедливость.
— От которой они взвоют через месяц — возразил барон — Пойми, Вернон, я на твоей стороне, но я же тебя знаю. У тебя слишком уж пренебрежительное отношение к чужим слабостям. А ведь они-то и движут людьми.
— И что же ты предлагаешь, оставить всё как есть?
— Ни в коем случае! — воскликнул барон — Я лишь предлагаю не рубить с плеча. И не заострять внимание на неважных вопросах. Вот, например, ты хочешь разобраться с Сумрачными Герцогами и их людьми. А понимаешь ли ты, к чему это приведет? Я немного наслышан о том, что тут произошло, и эти люди мне не кажутся проблемой. Совсем даже наоборот. Сейчас, когда наступила зима, и в городе проблема с продовольствием, ты хочешь вывести на улицы тысячи преступников?
— Я хочу избавиться от них!
— Ты избавишься от тех, кто их держит в узде.
— То есть я должен закрыть глаза?
— Ты можешь поставить их на службу. В истории города еще не было мэра, который обладал бы твоей силой — так? Навяжи Герцогам свою волю. Покажи, что они — целиком в твоей власти. Им это не понравится, но и пусть. У тебя хватит средств усмирить их всех.
— Ты про солдат?
— И про них, но в первую очередь я говорил про полицию и Стражу.
— Ах, эти — поджал губы граф — Знаешь, командир Стражи ещё ничего. Но вот Лекруа — Уоренгейт наклонился к другу — Откровенно говоря, слегка туповат.
— Неужели?
— Представь себе. Вместо того, чтобы ловить зачинщиков мятежа и этих самых Герцогов, сосредоточился на бедолагах, что бежали из Ледфорда.
— Наверняка, там содержались опасные преступники.
— Конечно, но что они сейчас могут?
— Вот видишь! — воскликнул Холдгрейв — Ты сам понимаешь, что в масштабах города горстка бандитов — бессильна. У нас и так достаточно проблем. Подступающий голод. Страх горожан. Неуправляемая Церковь. Надежды короля.
— Это ты ещё не знаешь о тех, что требуется решить здесь и сейчас — мрачно отметил граф.
— Например?
— Например, чудовище в канализации. Это же неслыханно — посреди столицы живет стрыга, и никто ей не указ. Или этот мальчишка, Йерион. Младший брат убитого коменданта — пояснил Уоренгейт, поймав вопросительный взгляд барона.
— А он чего хочет?
— Справедливости — усмехнулся граф — Представляешь, заявился ко мне и потребовал мести за убитого брата. Будто бы одного трупа ему мало.
— И что же ты сделал?
— Выставил его за дверь. Сидит сейчас в гостинице и напивается от обиды. Думаю, добром это не кончится — Уоренгейт опустился в кресло и устало потёр глаза.
— Знаешь, у меня тут одна мысль возникла — осторожно заговорил Холдгрейв — Ты уж извини, но мне кажется, наша главная задача — пережить зиму. Может, я рассуждаю как крестьянин, но у меня во всех владениях так. Каждая зима — вызов. Бой. И не дай Свет тебе его проиграть. Так вот я думаю — тебе же нужно примириться с торговцами, верно? Что, если разрешить ввозить им продовольствие без пошлин.
— Как это — совсем без пошлин? — удивился граф.
— Нам и так нужно будет пойти им на уступки. Сделаем вид, что это — жест доброй воли, а не острая необходимость.
— Уступки — недовольно отозвался Уоренгейт — Это всё не по мне.
— Понимаю, тяжело — кивнул барон — Но выгони всех, кто говорит тебе о простых решениях. А если сам в них веришь — забудь. А вообще, — хлопнул Холдгрейв в ладоши — Мне бы узнать, чем мы располагаем. Деньги. Люди. Доход — расход.
— Вот бумаги. Снабженцы передали — ответил граф и передал стопку барону.
Холдгрейв погрузился в их изучение, а когда поднял глаза — сильно удивился, увидев, каким довольным выглядит граф. Лицо Уоренгейта словно помолодело, он с улыбкой смотрел в окно
— Что с тобой?
— Я вспоминал. Помнишь, как два бестолковых и безденежных шевалье торговались в трактире на Торговой Площади?
— А, бездново отродье! — отозвался барон — Я и сейчас считаю, что три медяка за тощую курицу — настоящий грабеж.
— Да — с улыбкой ответил граф — Медяки за еду, серебро за кров, и золото — на женщин. Как же отчаянно мы тогда желали обладать хоть чем-нибудь. А теперь — величайший город в Королевствах — наш. Ты только посмотри!
Они вышли на длинный открытый балкон, опоясывавший задний фасад Ратуши. Перед ними на мили вокруг простиралось огромное множество зданий — добротных, высотных, каменных — но граф знал, что за их спиной домов гораздо, гораздо больше — целое море, до самого горизонта. И всё это отныне было в его власти.
А в отдалении от Ратуши, на другом берегу реки, самый роскошный ресторан в Новом Городе готовился принимать гостей. Неизвестно, благодарил ли хозяин Свет за выпавшую возможность, или проклинал Изнанку за свалившееся несчастье, но к приёму он подготовился на совесть.
Первым на встречу явился Могильщик. Пожилой, одетый в добротный, но небогатый костюм, он легко сошел бы за крестьянина, всю жизнь таскавшего господский урожай на плечах. Широкие плечи Могильщика едва умещались в пиджаке, он словно был сложен из костей не по размеру. Но особо выделялись его кисти — размерами они могли поспорить с ладонями Мясника. Казалось, Могильщик в состоянии полностью обхватить руками любую голову. Его сопровождали трое в черных одеяниях, очень похожих на церковные. Сопровождавшие остались на первом этаже, где стояло множество накрытых столов. Сам Могильщик поднялся по широкой лестнице на второй. Там, в центре просторного зала стояло шесть столов. Расположенные по кругу, они были заставлены лучшей едой и выпивкой, что нашлась в Прайбурге. У четырёх столов стояло по одному креслу, у одного — два, и ещё у одного — вместительный диван. Могильщик занял одно из кресел, и, положив руки на стол, принялся ждать.
Следующим явился Мясник. Его сопровождали двадцать человек, вооруженные до зубов — мечи, ножи и ружья имелись у каждого. Они расселись вдоль дальней стены, не поворачиваясь спиной ко выходу. Сам Джейкоб, поднявшись наверх, кивнул Могильщику и занял диван.
Следом явился Герцог Фортуны, Джим-Весельчак, Сияющий Джим. На улицах Прайбурга его давно уже не осмеливались называть Скользким, и давали лишь самые громкие и льстивые имена. Рубашка из тончайшего шёлка, тёмный жилет в синюю полоску, брюки и разукрашенные, чуть ли не женские туфли — Джим выделялся из любой толпы и приковывал взгляды. Довершали наряд очки из рубинового стекла, прямиком из Эйгона, алмазные шестигранные кубики на поясе, которые нередко оказывались в руках у Джима и шляпа с широкими загнутыми полями, на манер тех, что носили в Хайтенделе. Его охрану составляли несколько разношерстых человек, среди которых была даже девушка. Пестро одетые и вооруженные, они расселись за столиками и тут же, со смехом и разговорами, приступили к трапезе, не смущаясь окружающих.
Под их шумное выступление почти незамеченным проскользнул Епископ Хаш. Одетый в церковную мантию, черную, расписанную полосами из серебряных рун, он в одиночестве зашел в зал и молча поднялся наверх, присоединившись к собравшимся. Возможно, в последний раз. Возможно, его вежливо попросят убраться, не дожидаясь окончания встречи.