— Берегитесь! — закричал граф, когда Шторм, в несколько стремительных прыжков переместился за спину Хаша. Тот попытался развернуться и одновременно отмахнуться мечом, но Талли, размахнувшись, ткнул острием меча в коленный сгиб. Епископ рухнул на колено, издав крик боли, и тут же на него обрушился еще один удар. Талли попытался отрубить Хашу руку, но доспех смягчил недостаточно мощный выпад и меч увяз в плече. Уоренгейт попытался достать Талии, обойдя Епископа, но Шторм ушел от удара и вновь сместившись, оказался прямо перед лицом Хаша. Он взмахнул мечом, и Епископ безотчетно вскинул согнутую левую руку, прикрывая грудь и голову. Это его и спасло — удар, обрушившийся на руку, не достиг цели и лишь смял доспех. И тут же граф, весь вложившись в бросок, ударил Талли мечом в живот. Лезвие прошло парня насквозь, а сами противника оказались прижаты друг к другу. Не обращая внимания на рану, Шторм выпустил рукоять своего клинка, зажатого между телами, и обеими руками схватил графа за голову, сжав так, что заскрипел металл. Сам шлем мгновенно накалился докрасна и потёк ленивыми струйками расплавленного металла. Уоренгейт дико заорал и вцепился в кисти Талли, стремясь ослабить хатку. Шторм кровожадно ухмыльнулся и подался вперёд, готовясь раздавить голову графа, как вдруг позади него блеснуло лезвие меча, а в следующий миг мальчик содрогнулся от удара в спину. Окровавленное острие вышло из груди прямо там, где находилось сердце. В смертельной муке Талли вскинул голову и издал громкий рёв, полный ярости. Хватка его ослабла, и граф, вырвавшись, рухнул на спину. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, граф пополз прочь, сдирая расплавленный шлем с головы.
Данте рванул клинок обратно, доставая его из раны, и Талли обернулся, стремясь оказаться лицом к противнику. Из ран его сочилась кровь, лицо и грудь покрывали разъеденные кислотой язвы, но в глазах по-прежнему горел огонь. Страшась, что еще не все кончено и бой продолжится, Иероин взмахнул мечом и нанес удар в шею, стремясь срубить эту непокорную голову. Но Шторм вскинул руки, защищаясь, и меч, тяжелое лезвие которого без труда перерубало молодое дерево, намертво завяз в ладони. Шторм схватился пальцами за лезвие, и метал изогнулся, поддаваясь под его хват. Сжав сильнее, Талли вырвал лезвие из рук Йериона и шагнул к нему, скаля наполовину сожженное, окровавленное лицо в страшной гримасе. И столько ярости было в застланных кровью глазах, что Данте, закричав от ужаса, взмахнул левой рукой и что есть силы ударил латной перчаткой прямо по оголившейся до кости скуле. Талли отлетел в сторону, а сам шевалье согнулся от мучительной боли в груди. Шторм, перевернувшись, медленно вставал на ноги, опираясь на локти, и тут прогремел новый выстрел. Пуля пробила грудь мальчика, и он рухнул, потеряв сознание.
Эдмон Хаш, с трудом передвигаясь, направился к бесчувственному телу. Он уже вскидывал меч для завершающего удара, когда снаружи раздался громкий скрежет, а в следующее мгновение юалконная дверь разлетелась в щепки. В комнату ворвалось одно из чудовищ Русалки, и Епископ, чувствуя, как его пробирает холодный пот при виде нового противника, отступил в страхе. Но тварь не обратила на Хаша никакого внимания. Одним прыжком очутившись возле обмякшего тела Шторма, она сгребла его в свои лапы и унесла прочь, в темноту ночи.
Епископ, едва стоявший на подгибающихся ногах, оглядел место побоища. Шевалье Йерион, сцепив зубы, сидел на полу, привалившись к стене, и, едва удерживаясь в сознании, заживлял обожженную грудь. Граф Уоренгейт без движения лежал у перевернутого стола. Он сумел стянуть шлем, но вся голова и лицо были покрыты ожогами. Барон Холдгрейв валялся в груде разбитых шкафов. Эскил и Редвин изуродованными телами лежали на полу, истекая кровью. Епископ, судорожно дыша, шагнул было к графу, как вдруг услышал снизу звуки сражения.
— Гвардейцы, — со стоном отозвался Данте, поднимая голову — Кто-то должен им помочь.
— Только не я, — покачал головой Хаш.
Йерион, тяжело опираясь на стену, поднялся на ноги, и огляделся, ища глазами свой меч.
— Значит, заканчивать это сражение придётся мне, — вымолвил он, поднимая своё оружие, и медленно побрёл к лестнице.
А в городе всё только начиналось. Склад, охваченный пламенем, освещал множество тел на пристани, разбитые окна в соседних домах и фигуры солдат, подступающих к зданиям. Это были уцелевшие из третьего отряда. Они сумели прикончить всех напавших на них тварей, и сейчас медленно перемещались вдоль пристани, высматривая врага и выживших товарищей.
Кто-то сумел разобраться в происходящем, и набат гремел по всему городу. Испуганные горожане из Центрального Района видели, как из-за крыш домов в небо поднимается чёрное облако дыма, подсвеченное светом пожара.
За рекой, благородные вместе со слугами выходили на балконы, глядя, как полыхает портовой склад, и как сверкают вспышки на том берегу. Жители у реки слышали, как трещат в огне стропил и балки, и как с грохотом рушатся они внутрь пламени, выбрасывая в небо сноп искр.
Из Нового Города виднелось лишь зарево, но отчетливо доносились звуки ружейных залпов, а по улицам то и дело проносились телеги, набитые солдатами.
В Чёрном Квартале множество людей, взобравшись на крыши, наблюдали, как по улицам столицы текут реки света — фонари и лампы вступающих в бой солдат.
— Вон ещё, смотри, из Зеркального Замка выходят.
— А это что? Откуда у Торговых ворот столько людей?
— Гляди, через мост не меньше тысячи идёт.
— Это охранники Ларенберга.
— Они стягивают солдат со всего города!
— Да что же там происходит?!
— Чтобы там ни случилось, — раздался мрачный голос из темноты — Этот проклятый город заслужил намного большего.
Стоявшие на правом берегу солдаты наблюдали за боем, идущим на той стороне. По водной поверхности, освещенной пожарами, до них долетали крики тех, кто сражался и погибал, и то и дело в рядах солдат раздавался молитвенный шепот. Засмотревшись на пламя, они не сразу заметили вереницу лодок, приближающихся с севера.
То был отряд, которому поручалось захватить Русалку. Высадившись на заброшенной пристани, они убедились, что там никого нет, и устремились к логову Талли. Однако сильное волнение на воде и множество кораблей, отплывавших прочь от гавани, замедлили их движение. И сейчас, подплывая к складу, они растерянно замирали перед стеной разноцветного огня. Раскаленный ветер поднимал в небо огромные пылающие полотнища, и они, огненными столбами устремляясь ввысь, заворожили солдат. Мимо лодок по реке проплывали темные силуэты — трупы погибших. Один из солдат перегнулся через борт, разглядывая проплывавшие мимо тела. Один из трупов вдруг открыл глаза и слегка пошевелил руками. Солдат остолбенел от ужаса, силясь произнести хоть слово, а мертвец вдруг вскинул руки и вцепился в его форму, а затем откинулся обратно в воду. Солдат рухнул следом, чувствуя, как стремительно набирает вес его одежда, и как холодные мертвые руки тянут его ко дну. Он отчаянно забился, но с каждым рывком силы покидали его, тьма обволакивала всё сильнее, и в конце концов солдат, почувствовав, как ледяная вода хлынула в горло, обреченно рванулся, в последний раз, и испустил дух. Он уже не видел, как заметались солдаты на его лодке, как ещё несколько тел вдруг бросились на солдат и поволокли их за собой, как пули градом барабанили по поверхности воды, а в глубине, отчаянно сопротивляясь, погибали его товарищи.
Те солдаты, что стояли на противоположном берегу, с ужасом наблюдали за сражением среди волн, не заметив, как к ним самим подобрались уродливые твари. Одна из них, распрямившись во весь рост, издала глухой стон, и ближайшие к ней солдаты в страхе отшатнулись. Чудовище одним прыжком догнало их. Те, кто находился в отдалении, навскидку, не целясь, стреляли по твари, остальные, отбегая, перестраивались для залпа. А на берег выходили новые создания.
— Живо! Живо! — орали стоявшие возле повозок командиры, и нестройными рядами солдаты запрыгивали в телеги и занимали свои места. А над ними раздавался колокольный звон.
— Куда это нас?