— Непременно, господин Хирш — воскликнул счастливый парень, забираясь внутрь кареты.
Это были последние слова, которые сельчане от него слышали. Когда пустившиеся на поиски солдаты обнаружили карету в лесу, она была пуста.
Глава 18. Разгромная победа
Через много лет после описываемых событий, когда Графиня из Бездны преклонит колено перед Императором, чтобы получить свою награду; когда в разбитых домах и заросших садах Ортенфлоу останутся лишь твари из Леса; когда правители королевств проклянут Спасительницу Света и пойдут на неё войной — даже тогда на улицах преображенного Прайбурга будут говорить о Элирии Холдгрейв и Людоеде.
Из двух историй — чудовищах на улицах столицы и похищении миледи — горожане вылепили одну, кошмарную и жуткую, рассказываемую лишь при свете дня и в окружении знакомых лиц. То, что похититель был человек, никого не смущало — чудовища на улицах ведь тоже когда-то были людьми. Рассказ о похищении одновременно и притягивал, и пугал, и рассказчик, окончив его, ещё долго оглядывался, боясь неведомого. Даже Патен, составляя статью, решил ни слова не писать о кровавом похищении.
Город погрузился в мрачную тишину. Люди стали редко выходить на улицу. Заведения по собственной воле закрывались при дневном свете. Епископ Хаш, прикрываясь своими ранами, заперся в Церкви Света и Разума, выходя оттуда лишь по требованию. Данте почти оправился от ран. Барон Холдгрейв, придя в себя, проводил дни, прикованный к постели. Узнав о произошедшем с дочерью, барон разом постарел и погрузился в собственное горе, возвращаясь к жизни лишь когда ему приносили новости.
Граф, разделяя боль друга, отдавал приказы, один кровавее другого. Все убежища, где могла находиться Русалка или её люди, перевернули верх дном, всех, на кого падало подозрение — арестовывали, а при малейшем сопротивлении — стреляли. Но Уоренгейту этого было мало — он требовал крови всех Герцогов.
Кессер не торопился исполнять приказы. Командир столичной Стражи был в ярости. Мало того, что погибли два капитана. Мало того, что он потерял сотни стражников убитыми и ранеными. Мало того, что весь город винил его в этой затее. Так теперь он ещё должен был вовлечь себя и своих людей в беспощадную войну — и ради кого? Барону жалел девочку, но её было уже не спасти, а мстить непричастным к похищению было глупо.
— Чего вы добиваетесь, граф? — не выдержал он на очередном собрании Городского Совета — Чтобы вместо четырёх псов у нас завелось пятьдесят крыс? Да знаете ли каких трудов мне стоит порядок в столице? Знаете, сколько сволочи выползло там, где Герцоги ничего не решают? Видели, сколько безумцев бродит по улицам и кричит о последних днях — и народ, глядя на трупы чудовищ, им верит!
— Эти чудовища и так были на улицах города — просто вы закрывали на них глаза, — возразил Уоренгейт.
— Советник Хаш может говорить что угодно — но я знаю лишь одно: одиннадцать лет Дети Моря провели в столице, и до вашей атаки ничего подобного не случалось!
Остальные советники в эти дни предпочитали молчать. Выставим счёт в будущем, утешали они себя, а иначе лишимся головы здесь и сейчас.
Противостояние нарастало, грозя выплеснуться на улицы столицы. Никто немог предсказать, чем всё закончится. Но на пятый день после побоища в город вернулась Русалка.
Она вышла из воды под рокот бушующих волн, но в этот раз никто не встречал её. Заброшенная пристань, её любимое место, превратилась в выжженную пустыню. Оглядывая остовы сожженных доков и причалов, Элли чувствовала ярость людей и понимала, что та же картина ждёт её и в других убежищах. Но в Прайбурге оставалось место, куда не могли добраться стражники.
В подземном зале канализационных катакомб сырость и плесень уживались с ярким светом и горячим воздухом. Несколько людей сидели на каменном полу, одно чудовище неподвижно застыло в тени у стены, да в углу, в темноте, поблескивали железные прутья. В клетке, сжавшись и обхватив колени руками, неподвижно сидела маленькая девочка. От неё исходил ужасный запах, рыжие волосы свалялись в колтун, одежда превратилась в замусоленные лоскуты. Но главное — глаза. Они были лишены малейшего проблеска разума, и бездумно таращились в стену напротив. Тварь у стены первой уловила легкие шаги, а следом встрепенулись и люди. Русалка зашла в подземелье, и её слуги вскочили на ноги с горящими от радости глазами и приветственными криками. Кивнув в ответ, девочка оглядела зал. Её взор задержался на полу, по которому были разбросаны свежие человеческие останки, и на клетке.
— Кто это? — спросила Элли, указывая на девочку за решёткой.
— Дочь Холдгрейва — ответил Людоед, выходя вперёд. Он подробно рассказал о событиях в доме барона, а когда закончил, Русалка, весело улыбаясь, несколько раз хлопнула в ладоши.
— Ты не перестаёшь меня удивлять, Бранд, — сказала она, и Людоед расцвел от похвалы — Но что ты с ней сделал?
— Она цела, моя Госпожа — тут же начал оправдываться Людоед — Ни порезов, ни ударов, лишь пара царапин на голове. Из неё можно приготовить идеальное блюдо.
— И никто другой её не касался?
— Лишь подходили и смотрели — закивал Бранд — Я следил.
— Очевидно, этого было довольно — прошептала Русалка, заметив пустой взгляд пленницы. Она ещё раз оглядела Людоеда — его одежда была перемазана кровью и жиром, и от него ощутимо пованивало. Позади, у стены, Элли заметила следы кострища и обглоданные кости.
— Это… чтоб не отходить, я прям тут готовил — проговорил Людоед, проследив за взглядом Госпожи — Вот… осталось…
Не слушая ответ, Русалка подошла к клетке, рассматривая девочку. Та, заслышав шаги, вздрогнула и поползла к дальнему краю. Стало видно, что на голове у девочки вырван клок волос, а по лицу тянутся глубокие порезы.
— Что это такое? — гневно спросила Элли, указывая на раны — Пара царапин?!
— Это Колдуел! — заскулил Людоед, пока остальные слуги пятились в темноту — Он пытался добраться до неё, пока я спал.
Русалка повернулась к тому, на которого указал дрожащий палец — тощему высокому мужчине с длинными тонкими пальцами. Он весь сжался под её взглядом.
— Я не знал, Госпожа — захныкал тот, кого назвали Колдуелом — Девочка сидела там, а Бранд спал, вот я и решил… но я ничего не успел… Бранд проснулся! А как только он мне сказал…
— Довольно! — вскинула руку Русалка. Она подошла к решетке, и внимательно посмотрела на девочку, принимая решение.
— Они убили всех, — зашептал из темноты третий слуга, огромный, сутулый и заросший до плеч — И Сальдри, и Двупалого, и даже Селесту.
— Они и сами заплатили немалую цену, — проговорила Русалка, размышляя.
— А ещё они убили всех людей Талли, — продолжил тощий — И Вердена, и Эдди, и Лурье…
— Неважно, — покачал головой Элли — В той битве многие расстались с жизнью. Нам пора заканчивать!
Она подошла к решётке и коснулась прутьев рукою — те покраснели, потекли раскаленными каплями и опали на землю лужами исходящего паром металла. Русалка, ступая прямо в них, вошла внутрь.
Повсюду была грязь — Людоед убирал в клетке, окатывая ведром воды лишь саму узницу. Весь пол был измазан нечистотами, пленница уже начала покрываться воспалениями. Русалка наложила руки на голову Элирии, и замерла, закрыв глаза. Завороженные слуги смотрели, как раны на голове девочки стали затягиваться, как воспаления на коже исчезли, как из глаз постепенно уходило безумие. В какой-то момент разум вспыхнул в них, и тут же Элирия уронила голову на грудь, потеряв сознание. А Русалка, отойдя от неё, вытерла об одежду руки.
— Вы вылечили её, госпожа? — недоверчиво спросил громила.
— Я дала ей шанс — а остальное сделает время. Бранд, помой её. Найди ей одежду, или хотя бы покрывало. К вечеру она должна быть готова вернуться домой. Сделай всё аккуратно и бережно — она мне нужна в приличном состоянии. Будет сложно, но ты постарайся.
Людоед закивал головой, а Русалка ещё раз провела ладонью по лицу девочки, и, нахмурившись, с недоумением посмотрела на свою руку.