— Знаешь, у меня тут одна мысль возникла — осторожно заговорил Холдгрейв — Ты уж извини, но мне кажется, наша главная задача — пережить зиму. Может, я рассуждаю как крестьянин, но у меня во всех владениях так. Каждая зима — вызов. Бой. И не дай Свет тебе его проиграть. Так вот я думаю — тебе же нужно примириться с торговцами, верно? Что, если разрешить ввозить им продовольствие без пошлин.
— Как это — совсем без пошлин? — удивился граф.
— Нам и так нужно будет пойти им на уступки. Сделаем вид, что это — жест доброй воли, а не острая необходимость.
— Уступки — недовольно отозвался Уоренгейт — Это всё не по мне.
— Понимаю, тяжело — кивнул барон — Но выгони всех, кто говорит тебе о простых решениях. А если сам в них веришь — забудь. А вообще, — хлопнул Холдгрейв в ладоши — Мне бы узнать, чем мы располагаем. Деньги. Люди. Доход — расход.
— Вот бумаги. Снабженцы передали — ответил граф и передал стопку барону.
Холдгрейв погрузился в их изучение, а когда поднял глаза — сильно удивился, увидев, каким довольным выглядит граф. Лицо Уоренгейта словно помолодело, он с улыбкой смотрел в окно
— Что с тобой?
— Я вспоминал. Помнишь, как два бестолковых и безденежных шевалье торговались в трактире на Торговой Площади?
— А, бездново отродье! — отозвался барон — Я и сейчас считаю, что три медяка за тощую курицу — настоящий грабеж.
— Да — с улыбкой ответил граф — Медяки за еду, серебро за кров, и золото — на женщин. Как же отчаянно мы тогда желали обладать хоть чем-нибудь. А теперь — величайший город в Королевствах — наш. Ты только посмотри!
Они вышли на длинный открытый балкон, опоясывавший задний фасад Ратуши. Перед ними на мили вокруг простиралось огромное множество зданий — добротных, высотных, каменных — но граф знал, что за их спиной домов гораздо, гораздо больше — целое море, до самого горизонта. И всё это отныне было в его власти.
А в отдалении от Ратуши, на другом берегу реки, самый роскошный ресторан в Новом Городе готовился принимать гостей. Неизвестно, благодарил ли хозяин Свет за выпавшую возможность, или проклинал Изнанку за свалившееся несчастье, но к приёму он подготовился на совесть.
Первым на встречу явился Могильщик. Пожилой, одетый в добротный, но небогатый костюм, он легко сошел бы за крестьянина, всю жизнь таскавшего господский урожай на плечах. Широкие плечи Могильщика едва умещались в пиджаке, он словно был сложен из костей не по размеру. Но особо выделялись его кисти — размерами они могли поспорить с ладонями Мясника. Казалось, Могильщик в состоянии полностью обхватить руками любую голову. Его сопровождали трое в черных одеяниях, очень похожих на церковные. Сопровождавшие остались на первом этаже, где стояло множество накрытых столов. Сам Могильщик поднялся по широкой лестнице на второй. Там, в центре просторного зала стояло шесть столов. Расположенные по кругу, они были заставлены лучшей едой и выпивкой, что нашлась в Прайбурге. У четырёх столов стояло по одному креслу, у одного — два, и ещё у одного — вместительный диван. Могильщик занял одно из кресел, и, положив руки на стол, принялся ждать.
Следующим явился Мясник. Его сопровождали двадцать человек, вооруженные до зубов — мечи, ножи и ружья имелись у каждого. Они расселись вдоль дальней стены, не поворачиваясь спиной ко выходу. Сам Джейкоб, поднявшись наверх, кивнул Могильщику и занял диван.
Следом явился Герцог Фортуны, Джим-Весельчак, Сияющий Джим. На улицах Прайбурга его давно уже не осмеливались называть Скользким, и давали лишь самые громкие и льстивые имена. Рубашка из тончайшего шёлка, тёмный жилет в синюю полоску, брюки и разукрашенные, чуть ли не женские туфли — Джим выделялся из любой толпы и приковывал взгляды. Довершали наряд очки из рубинового стекла, прямиком из Эйгона, алмазные шестигранные кубики на поясе, которые нередко оказывались в руках у Джима и шляпа с широкими загнутыми полями, на манер тех, что носили в Хайтенделе. Его охрану составляли несколько разношерстых человек, среди которых была даже девушка. Пестро одетые и вооруженные, они расселись за столиками и тут же, со смехом и разговорами, приступили к трапезе, не смущаясь окружающих.
Под их шумное выступление почти незамеченным проскользнул Епископ Хаш. Одетый в церковную мантию, черную, расписанную полосами из серебряных рун, он в одиночестве зашел в зал и молча поднялся наверх, присоединившись к собравшимся. Возможно, в последний раз. Возможно, его вежливо попросят убраться, не дожидаясь окончания встречи.
Следующий гость казался совершенно неуместным — молодой юноша, даже мальчик, свободно переступил порог в сопровождении пятерых людей. Талли «Шторм» был стройным и гибким, одет в легкую белую рубашку, свободные штаны, а на ногах у него красовались высокие сапоги из мягкой кожи. Вооружен он был мечом, настолько большим, что носил его на перевязи за спиной.