Глава 10
Солнце палило нещадно. Питт чувствовал себя в черном неопреновом костюме, как в сауне. К тому часу он закончил проверять старый одношланговый американский водолазный глубинный стабилизатор. Он предпочел бы что-нибудь посовременнее, но просители не выбирают. Он и так считал себя счастливчиком: один из молодых сотрудников консульства увлекался водолазным спортом и имел под рукой снаряжение. Он прикрепил стабилизатор к клапану баллона с воздухом. Он смог выклянчить всего два. Достаточно для пятнадцати минут пребывания под водой, хотя этого времени было мало для погружения и поисков на глубине в сто сорок футов. Поэтому его единственным утешением стала мысль, что ему не придется находиться там так долго, чтобы опасаться падения давления.
Он бросил последний взгляд на «Гримзи», прежде чем изумрудно-зеленая вода сомкнулась над его головой. Адмирал Сандекер. подремывая, сидел на палубе, держа обеими руками удочку. Тиди, наряженная в экстравагантный костюм Питта, с волосами, спрятанными под вязаной шапочкой, тщательно срисовывала исландское побережье. Чтобы никто из наблюдавших из-за скал не заметил его с берега, Питт соскользнул с противоположного борта и превратился в частицу бесконечного морского пространства. Тело его было напряжено.
Шок от ледяной воды чуть не выключил его сознание. Ориентируясь на якорную цепь, он стал опускаться вдоль ее постепенно исчезающих контуров, выпуская пузырьки воздуха, беспечно поднимавшиеся на поверхность. Чем глубже он погружался, тем темнее становилось под водой. Он проверил два жизненно важных для него показателя. Уровень глубины был девяносто футов, а оранжевый диск его подводных часов фирмы «Докс» предупреждал, что он находится под водой около двух минут.
Постепенно стали вырисовываться очертания дна. Его поразил цвет песка — он был черный. В отличие от большинства мест на земле, где песок на дне белого цвета, вулканическая активность Исландии оставила на дне след мягких эбонитовых песчинок. Очарованный необычностью этого темного ковра под толстым слоем изумрудной волны, он замедлил свои движения. Зона видимости составляла примерно сорок футов, что было совсем неплохо для такой глубины.
Инстинктивно он развернулся на триста шестьдесят градусов. Ничего не было видно. Он пригляделся и увидел тень, промелькнувшую впереди. Это была небольшая стайка трески, мечущаяся по дну в поисках своих любимых деликатесов: крабов и креветок. Он понаблюдал за ними, пока их гладкие тела темно-оливкового цвета с сотнями крошечных крапинок не исчезли наверху, и подумал: как жаль, что адмиралу не достанется ни одна. Самая маленькая весила не менее пятнадцати фунтов.
Питт начал делать все более расширяющиеся круги вокруг якорной цепи, волоча ее конец по песку, чтобы пометить свой след. Под водой ему нередко в голову лезли всякие фантазии — на больших глубинах восприятие было искажено, а опасность затмевала ясность мысли. Сделав пять кругов, через голубую завесу он увидел какие-то очертания и поплыл в этом направлении. Но уже через тридцать секунд стало ясно, что он ошибся: это была большая скала, возвышавшаяся в безлюдной пустыне, как забытый форпост. Он обогнул ее, стараясь контролировать сознание. В голове начало туманиться. «Это не могло быть зарегистрировано эхолотом, — подумал он. — Пик — конической формы, я не мог принять его за фюзеляж самолета».
Затем на расстоянии пяти футов он заметил еще какой-то предмет. Черная краска на разломанных и искореженных дверцах почти сливалась с черным песком, делая обломки практически невидимыми. Он поплыл вперед, замерев на мгновение в удивлении, когда большой омар торопливо выскочил из своего только что заселенного жилища. Опознавательных знаков не было нигде — ни на одной из внутренних панелей. Двигаться теперь надо было быстрее. Самолет был где-то здесь, рядом. Но он уже вынужден был вытащить клапан резервного баллона, а это значит, что воздуха осталось на несколько минут, — ровно на столько, чтобы подняться наверх.
Он сразу же нашел его. Самолет лежал на спине, разломившись на две части от сильного удара при падении. Дыхание стало затрудненным. Он вытащил клапан и поплыл наверх. Чем выше он поднимался, пуская пузырьки воздуха, тем светлее становился водный потолок. На глубине тридцати футов он остановился, чтобы найти киль «Гримзи». Вынырнуть на поверхность следовало со стороны, противоположной берегу, чтобы наблюдающие со скал не могли заметить его. Судно сидело на воде, мерно покачиваясь на волнах, как жирная утка с поджатыми внутрь ногами. Пока он находился под водой, «Гримзи» повернулась вокруг якорной цепи на сто восемьдесят градусов и располагалась теперь к берегу правым боком.
Питт подтянулся через левый борт и, отбросив баллоны, прополз через палубу в рубку. Сандекер, не повернув головы, медленно отложил удочки в сторону и так же медленно появился в дверном проеме рубки.
— Надеюсь, что тебе больше повезло, чем мне.
— Он лежит на расстоянии ста пятидесяти футов от правого борта, — сказал Питт. — У меня не было времени обследовать его внутри — кончался воздух.
— Давай вылезай быстрее из костюма и хлебни чашечку кофе. Твое лицо совершенно зеленое.
— Пусть горячий кофе подождет. Я смогу расслабиться, когда получу то, за чем мы сюда прибыли.
Питт направился к двери.
Сандекер сощурил глаза.
— Ты никуда не двинешься еще в течение полутора часов. У нас еще много времени. День только начинается. Бессмысленно делать то, что выходит за пределы человеческих возможностей. Ты знаешь водолазные медицинские показатели так же хорошо, как и любой из живых водолазов. Повторное погружение на глубину ста сорока футов в течение тридцати минут вызывает воздушную эмболию. Ты видел людей, готовых рвать на себе волосы от непереносимой боли. И ты знаком с теми, кто остался парализованным на всю жизнь. Даже если я пущу эту посудину с максимальной скоростью, я не смогу доставить тебя в Рейкьявик раньше, чем через два часа. Далее добавь еще пять часов на самолете до Лондона, где находится ближайшая декомпрессионная камера. Нет, мой друг. Спускайся вниз и отдыхай. Я скажу тебе, когда можно будет повторить.
— Нет слов, адмирал. Вы победили, — Питт расстегнул молнию на своем водолазном костюме. — Однако, мне кажется, будет нелишним поболтаться нам по палубе, чтобы мы были видны — все трое.
— Видны? Кому? Берег совершенно безлюден, и с тех пор, как мы покинули залив, мимо не проходило ни одного корабля.
— Берег не безлюден. За нами наблюдают.
Сандекер повернулся и стал вглядываться в скалы.
— Может быть я старею, но пока не нуждался в очках. Черт меня дери, но я ничего не вижу.
— Чуть правее, сразу за скалой, которая торчит из воды.
— Песчинку на таком расстоянии не увидишь. — Он внимательно посмотрел в направлении, указанном Питтом. — Откуда ты знаешь?
— Я видел отражение. Отражение от солнца в какой-то момент. Может, это был бинокль.
— Ну и пусть они глазеют. Если кто-либо спросит, почему нас только двое на палубе, мы скажем, что Тиди стало плохо и она пролежала всю прогулку внизу.
— Это — прекрасное объяснение, — улыбнулся Питт. — Пока они не заметят разницу между мной и Тиди, одетой в эти лохмотья.
Сандекер засмеялся.
— На расстоянии больше мили даже твоя собственная мать, глядя в бинокль, не найдет разницы.
— Не знаю, не знаю, хорошо это или плохо.
Сандекер повернулся и глянул Питту в глаза.
— И не пытайся. Не заводись. Я скажу Тиди, чтобы она приготовила чашку кофе. И никаких фокусов. Я знаю, что ты можешь вытворить после тяжелых подводных работ.
Неприятный желто-серый свет просачивался через люк, когда Сандекер пришел будить Питта. Он просыпался с тяжелой головой и затуманенным сознанием. Питт чувствовал, как «Гримзи» качается на волнах. Не было и намека на бриз. Воздух был влажный и тяжелый.
— Меняется погода, адмирал?