— Мне действительно очень приятно познакомиться с вами, адмирал. — Глаза Рондхейма вновь обрели свойственное им холодное выражение. — Ваша репутация моряка и океанографа хорошо известна среди людей морской профессии.
— Ваша репутация не менее хорошо известна среди людей морской профессии, мистер Рондхейм. — Адмирал пожал его руку и повернулся к Питту. — Майор Дирк Питт, директор специальных программ моей службы.
Рондхейм сделал небольшую паузу, с холодным профессионализмом оценивая стоявшего перед ним человека, прежде чем протянуть ему руку.
— Как поживаете? — Питт сцепил зубы: рука Рондхейма сжала его как клещи. Питт поборол желание выдернуть свою; напротив, он расслабил ее в мертвой хватке Рондхейма.
— Бог мой, мистер Рондхейм, вы очень сильный человек!
— Извините, майор. — Рондхейм вздрогнул и отдернул свою руку так, как будто по ней прошел ток. — Люди которые работают на меня, грубой породы, они требуют такого обращения. Когда я изредка покидаю палубу рыболовного судна, я забываю вести себя на земле как джентльмен.
— Что вы, мистер Рондхейм. вам незачем извиняться. Я восхищаюсь мужественными людьми. — Питт поднял руку и пошевелил пальцами. — Пока я могу держать в ней кисть, ей вреда не причинить.
— Вы увлекаетесь живописью, майор? — спросила Керсти.
— В основном пейзажной. Я люблю также писать живые цветы. В цветах есть что-то, что вдохновляет душу, не так ли?
Керсти с любопытством посмотрела на Питта.
— Я бы хотела взглянуть когда-нибудь на ваши работы.
— К сожалению, все мои полотна в Вашингтоне. Однако, пока я здесь, я был бы рад познакомить вас с моими впечатлениями от Исландии. Я хотел бы написать серию акварелей. Вы сможете повесить их в вашем офисе.
— Вы очень любезны, но я не смогу принять…
— Чепуха, — прервал ее Питт. — Ваше побережье прекрасно. Я только не знаю, смогу ли я ухватить контраст между морем и скалами в их естественном освещении.
Керсти вежливо улыбнулась.
— Если вы настаиваете. Но вы должны обещать принять от меня что-либо взамен.
— Только одно — судно. Писать побережье лучше всего с моря. Ничего необычного. Какой-нибудь маленький крейсер.
— Обратитесь к начальнику моего дока, майор. Он подберет для вас что-нибудь подходящее. — Она поколебалась минуту, когда Рондхейм положил ей руку на плечо и шею. — Наши судна пришвартованы на двенадцатом причале.
— Пойдем, дорогая, — мягко сказал Рондхейм, оскалив белоснежные зубы. — Сегодня вечером Макс читает свои новые стихи. Мы не должны опаздывать.
Его рука сжала ее.
— Я надеюсь, добрые люди простят нас.
— Конечно, конечно, — сказал Сандекер. — Это были чудесные два часа, мисс Фири. Спасибо, что составили нам компанию.
Прежде чем кто-либо успел произнести слово, Рондхейм взял Керсти под руку и вывел из зала. Как только они скрылись за дверью, Сандекер бросил салфетку на стол.
— Ну, Питт, не объяснишь ли теперь свои слова?
— Какие?
— «Я восхищаюсь мужественными людьми», — изобразил Сандекер.
Питт наклонился вперед, положив локти на стол. Его лицо было крайне серьезно.
— В некоторых ситуациях получаешь преимущество тогда, когда тебя недооценивают. Это одна из них.
— Рондхейм?
— Именно. Он и есть причина внезапного отказа Фири сотрудничать с Соединенными Штатами и НСГИ. Он не дурак. Как только он женится на Керсти, контроль над двумя мощнейшими частными корпорациями попадет в одни руки. Возможности будут огромны. Исландия вместе с ее правительством слишком мала, слишком зависима в своей экономике от будущего картеля Рондхейма — Фири, чтобы оказать хоть малейшее сопротивление любому хорошо финансируемому новому режиму. Затем, при правильной стратегии, и руках Рондхейма окажутся Фарерские острова и Гренландия — а это фактический контроль над Северной Атлантикой. После этого, можно только предполагать, в каком направлении будут простираться его амбиции.
Сандекер покачал головой.
— Твои рассуждения зашли слишком далеко. Керсти Фири никогда не осмелится выступить в одиночку на международной арене.
— У нее не будет выбора. В семье все пороки исходят от доминирующей личности.
— Женщина слепа в своей любви, это ты хочешь сказать?
— Нет, — ответил Питт. — Не похоже, чтобы она была сильно влюблена в него.
— Теперь ты уже эксперт по сердечным делам, — саркастически сказал Сандекер.
— Молчу, молчу. — Питт улыбнулся, — Но среди нас, к счастью, есть эксперт, обладающий внутренней естественной интуицией на эти вещи.
Он повернулся к Тиди.
— Какова твоя женская точка зрения?
Тиди кивнула.
— Она его боится.
Сандекер, размышляя, взглянул на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказала, — твердо повторила Тиди. — Мисс Фири до смерти боится мистера Рондхейма. Вы не заметили, как он сжал ее шею? Я гарантирую, что всю следующую неделю она будет носить высокие воротники, пока не исчезнут синяки.
— Ты уверена, что не воображаешь и не преувеличиваешь?
Тиди покачала головой.
— Она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
В глазах Сандекера появилась враждебность.
— Чертов сукин сын.
Он взглянул на Питта.
— Ты тоже заметил это?
— Да.
Ярость Сандекера возросла.
— Почему же ты не остановил его?
— Я не мог, — ответил Питт. — Тогда бы я вышел из роли. Рондхейм полагает, что я растяпа. Пусть он и дальше так думает.
— Хотелось бы надеяться, что у тебя есть хотя бы смутная идея, зачем все это нужно, — проворчал Сандекер. — Но я боюсь, ты загонишь себя в угол с этой дурацкой выдумкой, что ты — художник. Я же знаю, ты не можешь провести и прямой линии, «Естественное освещение» — кошмар!