– Спасибо! – буркнула Аня.
– Вот именно! Сыграешь роль невесты с месяцок… бабушка откинет копыта, и ты будешь свободна!
– Ты – жуткий тип, Марат! – возмутилась Анна, едва сдерживая смех.
– А Эрвин меня все равно любит, – самодовольно заявил тот.
– Он не знает, что ты говоришь о его бабушке.
– Я шучу!
– Знаешь, я ведь не актриса, чтобы играть! – возразила ему Анна.
– А тебе и играть не надо, – подмигнул ей Марат, – между вами, ребята, точно что-то происходит. Между вами даже стоять опасно, просто-таки чувствуешь электрические разряды, но ты не переживай! Эрвин никогда не был одинок, да и сейчас у него недостатка в женском внимании нет, бросаться на твои кости он не станет! Эрвин – очень порядочный человек, и за свою честь ты можешь быть спокойна, это я тебе гарантирую!
– За свою честь я сама постоять могу, – заверила его Анна.
– Ну, тогда пошли!
– Куда? – испугалась девушка.
– Завтракать! Вся семья в сборе, ждут только невесту, – засмеялся Марат.
– Ну ты и подлец! – кинула в него подушкой Анна.
– Только не падай в обморок при виде Инги, – предупредил ее Марат.
Просторная столовая в сельском стиле «шале» располагалась на первом этаже дома Ламаров. Еще спускаясь по лестнице, Аня отметила, что планировка этого в целом не очень большого дома сделана с большим умом. А хозяева его относятся к своему жилищу с любовью. Старинные расписные комоды создавали уют даже в коридорах. Там же висели семейные фотографии, стояли кресла со столиком, на котором валялась пачка журналов и газет. На полу лежали домотканые полосатые дорожки, и кругом благоухали букеты живых цветов в больших керамических вазах.
Марат сбежал по деревянной лестнице на первый этаж, а Аня невольно задержалась у фотографий в обычных деревянных рамках. Некоторые из них были очень старинные, черно-белые, с улыбающимися людьми. Было понятно, что люди эти богаты, сыты и довольны. Очень часто встречались фотографии людей в австрийских национальных костюмах, которые местное население хранит в каждом доме. Люди надевают их на праздники, собираются вместе и фотографируются. На снимках были запечатлены и убеленные сединами старцы, и дети. Наверное, неприлично вот так вот стоять и рассматривать совершенно незнакомые лица, но и оторваться Аня не могла.
– Интересно? – раздался за ее спиной голос.
Аня обернулась и в изумлении увидела госпожу Ламар в ярко-розовом платье с большими перламутровыми пуговицами. На ее ногах были колготки телесного цвета и черные лаковые туфли на высоких каблуках. В руках она держала черную лакированную сумочку с пряжкой, украшенной кристаллами Сваровски. Ее голова с великолепной укладкой была гордо поднята. Теперь Аня поняла, что утром под старомодным чепцом у этой дамы скрывались бигуди. Ариадна сейчас вообще мало напоминала ту обессиленную старушку, упавшую в обморок в комнате Анны. Эта женщина скорее походила на Маргарет Тэтчер в ее лучшие годы. Даже на лице был макияж, а в ушах и на пальцах золотые украшения. Похоже, что Ариадне понравилась реакция, которую она произвела на Аню.
– Здравствуйте, – зачем-то поздоровалась с ней Аня.
– Здравствуй, здравствуй! – улыбнулась Ариадна, блеснув белыми зубами, явно ненатуральными.
– Вы всегда так… наряжаетесь на завтрак? – спросила Аня, несколько смутившись из-за своего весьма затрапезного вида.
– Всегда! Знаешь, я люблю выглядеть на все сто! Я же женщина, хоть и старая, – прошептала Ариадна, оборачиваясь, словно их кто-то мог подслушать.
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше! Значительно лучше!
– Просто не верится…
– Дорогая Анна, я знаю, что у меня рак и жить мне осталось не так уж много, но я хочу последние дни провести не в постели, а в полноценном по возможности состоянии.
Аня даже не знала, что сказать этой мужественной женщине, не забывавшей о внешнем виде даже в болезни.
– Что тебя здесь задержало? – спросила она.
– Даже не знаю… эти фотографии, улыбающиеся лица…
– Конечно! Они же не россияне, на их лицах не отразилось то, что пережили русские. Думаю, что в альбомах русских людей того периода времени много меньше таких вот безмятежных взглядов и счастливых лиц. – Ариадна взяла ее под руку. – Ты остановилась из-за того, что здесь все не по-русски. Для нас фотографии – что-то интимное, личное, что мы можем позволить себе рассматривать долгими зимними вечерами в минуты ностальгии. Австрийцы совсем другие, они выставляют свое счастье всем на обозрение, – сказала Ариадна и рассмеялась. – Только не подумай, что я их не люблю. Я всю жизнь провела вне родины, среди австрийцев множество прекрасных людей. За границей я встретила свою любовь, родила ребенка, затем появился внук… – Взгляд пожилой женщины задумчиво скользил по стене с фотографиями. – Прости, Анна… это момент дежавю, элемент ностальгии. Моя беда в том, что я так и не смогла забыть Россию…
– Разве ж это беда? – осторожно поинтересовалась Анна.
– Когда жизнь прошла вне Родины? – пожала плечами Ариадна.
– Почему вы не внесли ни одного элемента русской культуры в ваш быт? – спросила Аня, и ей это действительно было интересно.
– Это не мой дом, а мужа. Ему ведь тоже пришлось несладко, когда он женился на русской, я не могла ничего менять в его уже сложившейся жизни. А после его смерти… я оставила все как есть… как дань моему спасению, нашей любви.
– Значит, вы, прожив здесь столько лет, не можете назвать этот дом своим? – сказала Анна.
– А ты бы что-то изменила?
– Я бы – да! Причем еще при муже, – честно ответила Аня.
– Мне нравится твоя прямота, – улыбнулась хозяйка, – вот, смотри… это мой сын. – Она показала на фотографию с изображением субтильного юноши со светло-русыми волосами и грустными глазами.
– Отец Эрвина?
– Он, – подтвердила Ариадна, теребя нитку дорогого розового жемчуга на морщинистой шее. – Моя боль и главное разочарование в жизни. Что там Россия?! Для каждой женщины весь мир сосредотачивается в ее ребенке. Я виновата в его судьбе. Мой сын был бесхарактерен, слаб здоровьем и очень раним, и он чувствовал мой излом. Уйдя в мир наркотиков, он оттуда не вернулся…
– Ужас…
– Верно, в какой-то момент срабатывает инстинкт самосохранения, и ты понимаешь: или ты умираешь, или живешь, перенеся смерть сына. Видит бог, это была для меня колоссальная потеря… Знаешь, Анна, я ни на секунду не пожалела, что в свое время не родила еще одного ребенка. Мол, один непутевый погиб, остался бы другой, ради кого можно было бы жить. Нет, я никого не хотела. Мне было бы просто не пережить еще один удар, если бы что-то случилось с моим вторым ребенком.
– Пожалуй, я вас понимаю…
– У тебя нет детей? – спросила Ариадна.
– Нет.
– Хотела?
– До последнего времени нет… а недавно задумалась, что одинока и ребенок – это то чудо, которого я лишена…
– Успеешь родить, ты еще молода.
– Но я рожу двоих, – твердо заявила Аня, – я выдержу… если что.
Ариадна улыбнулась и с озорством посмотрела на Анюту.
– Наверное, думаешь, что же надо от меня этой сумасшедшей старухе? Хочет влить русскую струю в австрийский дом с помощью невесты своего внука?
Анна ухмыльнулась, поняв, что, несмотря на возраст, этой женщине не грозит старческий маразм.
– Эрвин – то, ради чего я жила на этом свете, – пояснила Ариадна абсолютно серьезно. – Только я не сразу это поняла. После смерти сына, не оправдавшего моих ожиданий, я очерствела. Я взяла его ребенка из приюта, но делала все, чтобы к нему не привязаться и не полюбить его. Я защищала себя и думала только о себе. Я не хотела больше никого терять. Что я только не делала с этим ребенком! Я словно проверяла его на прочность, сколько еще Эрвин может выдержать. И что поразительно, он выдержал! Ребенок, лишенный отца, матери, любви, детства, вырос полный любви к окружающим людям. Он у меня умничка. Эрвин ни разу не предъявил мне ни одной претензии, хотя очень даже мог. Представляешь, Аня, он понял меня, простил и любил все то время, когда я была куском льда! Вообще Эрвин – удивительный человек. Он и внешне и внутренне не похож на моего сына, больше взял от своей матери-итальянки, сгинувшей в наркотическом угаре вместе с моим мальчиком. А вообще, смешение кровей – австрийской, немецкой, русской, итальянской – сделало его незаурядным. А почему я хочу, чтобы он женился на русской женщине, так ответ прост. Внешность итальянца, выдержка австрийца, но характер у него чисто русский, вот так вот! Он будет счастлив только с русской женщиной. Я много сделала Эрвину плохого и хорошего, но это будет последним, что я сделаю, – заявила Ариадна таким тоном, что Анна ей поверила без оговорок. – Он жил вне семьи, это я привила Эрвину такую модель существования, и я попытаюсь это исправить, – добавила Ариадна.