Вот тут – не подходи.
– Мам, мы уже давно друг друга знаем, почти полгода.
– Он тебя любит?
– Да.
– А ты его?
– Да…
– Где вы познакомились?
– Он заблудился, а я как раз шла за водой…
Я никак не могла понять, что думает мама. Обычно все было ясно – спокойные зеленые тона жизни, или розоватые – любви, красноватое раздражение, золотое тепло…
Сейчас ее словно облако закрывало.
Мама непонятно усмехнулась… с горечью?
– Да, молодость не удержишь…
Я не поняла, о чем мама сейчас говорит, но ответила честно.
– Мих мне предложение сделал…
– Вот как…
Мама подняла руку, потереть лоб, вовремя заметила, что пальцы испачканы в крови, и поспешно опустила ладонь.
– Шани…
И голос такой странный, не радостный, не довольный – наоборот? Словно я что-то плохое сказала или сделала? Почему?
– Мам, если он попросит моей руки – вы согласитесь?
Мама посмотрела серьезно.
– Шани, детка, мы сегодня поговорим обо всем за ужином. Обещаю.
И мало доброго было в ее голосе. Я невольно выставила иголки, словно ежик.
– Но что в этом такого? Мне уже пятнадцать! В деревне в моем возрасте у некоторых и по двое детей бывает! А мы тут сидим с Корсом, в лесу, как два филина, света не видим!
– Зато и свет вас не видит, – непонятно пробормотала мама. – И это к лучшему.
– Мам?
– Пока – помолчи. Поговорим вечером, а сейчас изволь работать.
Обещаний мама не нарушала никогда. Что мне оставалось? Только кивнуть и заняться делом. Грязная, конечно, работа, свиные кишки промывать, но если кто понимает толк в колбасе, с травами, с кусочками поджаренного сала, чуть-чуть подкопченной на угольках…
Я целое кольцо могу съесть. Вкуснотища необыкновенная!
Почему я еще не замужем, хотя мне уже пятнадцать? На то есть несколько причин, и серьезных. Мама с отцом не слишком общительны. Мы живем в лесу, выбираясь изредка в деревню, и там мама меня строго стережет. И одевает строже.
Платок на голову, темное платье, волосы заплетены в тугую косу, чтобы рыжие вихры не выбивались во все стороны…
Да и берут меня в деревню реже, чем папа туда ездит. Не каждый раз, и не через раз, хотя я просилась. Но родители были против – оба, пришлось смириться. Мы почти ни с кем не общаемся. С людьми разговаривает папа, а меня мама даже в деревенскую лавку не пускает. Приходится в телеге ждать, с братом или отцом.
Да и пришлые они. И папа, и мама – не местные уроженцы.
Они не любят об этом говорить, но у нас с Корсом создалось впечатление, что родители откуда-то сбежали. И чего-то боятся.
Чего может бояться наш папа, я так и не придумала, хотя версии были одна другой краше. От закона он не спасается, иначе не стал бы лесничим. Это работа такая, что надо быть на виду. Рано или поздно попадешься.
Может, он незаконный сын знатного вельможи?
Или моя мама – дочь аристократа?
Или…?
Гадать можно долго, и безуспешно. Родители не торопятся делиться секретами. Может быть, сегодня вечером мне удастся приподнять завесу тайны над их прошлым? Кто знает?
За ужином у нас разговоры не ведутся.
Только когда все поели, отложили ложки в сторону, а мы с мамой принесли ягодный взвар, варенье и сушеные яблоки, мама начала разговор.
– Шем, мы с Шани сегодня говорили…
– О чем же?
В глаза отца была тревога, которой я не могла понять. Нет, не могла…
И все же! Тревога вспыхивала вокруг него оранжевыми искрами большого костра, и в такт пульсировал красным мамин страх.
Да что тут происходит?!
Что не так?! Чего я не понимаю?!
Молчание нарушил Корс.
– Шань, ты маме про Миха рассказала?
– Да, – кивнула я.
Братик сиял голубыми и розовыми искрами довольного и счастливого ребенка. У него все было хорошо, он радовался, что больше ничего не надо скрывать. А вот все остальные не радовались, вовсе даже наоборот.
– Что за Мих – уточнил отец недобрым голосом.
– Мих Лемерт, – я за собой вины не чувствовала. – он сын старосты, из деревни. Мы встречаемся…
Отец медленно положил руки на стол. Сжал кулаки.
– И давно?
– Да уж с полгода.
– У меня под носом. Старый я дурак… Корс?
– Да, пап?
Братик за собой тоже вины не чувствовал. А я видела, как наливаются вокруг отца грозовые тучи, пульсируют, свиваются в глухую черную воронку, готовятся разразиться громом и молниями. И даже предупредить брата не могла. Мама как-то цепко взяла меня за руку и сжала. Крепко, давая понять, что своеволия не потерпит. Мне оставалось лишь молчать.