слышит за спиной резкий оклик: «Э-эй! Айсолтан!
Иди-ка сюда!» Девушка подает ей на маленьком подносе
два письма. Айсолтан дрожащей рукой берет одно из
них, — быть может, это от Бегенча? — разрывает
конверт. Нет, это даже не письмо, а пригласительный
билет: Всесоюзное общество культурной связи с
заграницей приглашает Айсолтан на вечер встречи
делегатов конференции с иностранными гостями. Айсолтан
откладывает билет в сторону и уже спокойно вскрывает
второй конверт. Конечно, и это не от Бегенча, — эго
тоже приглашение: фабричный комитет и дирекция
одной из подмосковных текстильных фабрик просят
Героя Социалистического Труда, мастера высоких
урожаев хлопка Айсолтан Рахманову посетить сегодня
их фабрику и побеседовать с текстильщицами.
Да ведь это та фабрика, что была когда-то
кузницей туркменских кадров текстильщиков! Когда в
Ашхабаде начали строить текстильную фабрику, десятки
юношей и девушек из туркменских городов и сел
отправились на подмосковную фабрику учиться новому
для них мастерству и вернулись в родной край
инструкторами и мастерами текстильщиками. Как же
можно забыть об этом и как можно отказаться от
приглашения побеседовать с русскими текстильщицами?!
«А что же делать с иностранными гостями? Ну
да, я видела их уже на конференции, слышала их
выступления!..» — размышляет Айсолтан, не выпуская
из рук письма текстильщиц и искоса поглядывая на
пригласительный билет ВОКСа.
Решение Айсолтан уже принято, когда раздается
легкий стук в дверь и в комнату входит стройная
светловолосая женщина в сером костюме.
— Здравствуйте, Айсолтан! Получили
приглашение? Вот и отлично. Вы уже готовы? Сейчас придет
машина и поедем!
Лицо, голос и даже костюм этой женщины
знакомы Айсолтан. Ну, конечно, она встречалась с ней на
конференции. И гостья тоже, видимо, считает Айсол-
тан своей хорошей знакомой. Полагая, что вопрос о
поездке Айсолтан на фабрику решен, как оно и есть
на самом деле, она с любопытством осматривает
комнату, мимоходом поправляет перед большим, в
позолоченной раме трюмо выбившиеся из-под берета
волосы, включает радиоприемник и, быстро поймав
нужную волну, садится на диван.. При этом она
забрасывает Айсолтан вопросами, и та чувствует себя с ней
неожиданно легко и просто. Айсолтан рассказывает
все, что знает о подмосковной фабрике, но видит, что
гостье это уже известно, — она помнит даже фамилии
многих учившихся на этой фабрике туркмен.
— А где сейчас товарищ
Перманов?—спрашивает она. — А как поживает Огульнияз Бабаева? Вы ее
не знаете?
Айсолтан смущена: не так-то легко ответить на
все вопросы гостьи. Но та не замечает ее смущения
и не ждет ответа на каждый вопрос. Ее интересует
сразу столько самых различных вещей, что разговор
то и дело меняет русло, как капризная Аму-Дарья...
Уступая настояниям новой подруги, Айсолтан
надевает свое красное шелковое «кетени» — праздничное
платье, заплетает с ее помощью волосы в две косы.
«Почти до колен!» — восторгается текстильщица.
Айсолтан едва успевает взять свою девичью тюбетейку с
остроконечным серебряным гупба, как из вестибюля
говорят по телефону:
— Машина для товарища Рахмановой пришла.-.
Айсолтан жадно вдыхает свежий лесной воздух,
напоенный ароматами ранней осени. Открытая
машина быстро идет по широкой просеке, которой — ка-
жется Айсолтан — не будет конца. По обеим
сторонам дороги высокой стеной стоит подернутый осенним
багрянцем лес.
«Вот они, настоящие русские леса, — думает
Айсолтан. — Какая тут тень и прохлада!»
Айсолтан не может скрыть от спутницы своего
восторга. Та понимающе улыбается.
— Да, — говорит она, — хороший лес. А уж
грибов! Таких лесов у вас в Туркмении нет. Все
песок да барханы. И как только там хлопок растет!
Теперь улыбается Айсолтан. Конечно, в
Туркменистане нет таких лесов, но посмотрела бы эта
московская девушка на увитую виноградом террасу
маленького домика Айсолтан, на широкую вершину
старого урюка, под которым прохладно в самый знойный
летний день! А сады, бахчи, зеленое море колхозного
хлопчатника, заливающее всю равнину вокруг
колхоза «Гёрельде»! Конечно, песков много, велика пустыня
Кара-Кумы, но как не правы те, которые думают, что
Кара-Кумы—безжизненная пустыня! Весной и осенью,
после дождей, она покрывается зелеными коврами
пастбищ, и десятки, сотни тысяч колхозных и
совхозных овец пасутся там на приволье. «Верно, мало у нас
воды, но земля хорошая, золотая земля. Воткни
прутик, плюнь — дерево вырастет, — так говорят у нас...»
Увлекшись, Айсолтан забывается и начинает говорить
по-туркменски. Спутница со смехом прерывает ее,
просит перевести, сама повторяет вслед за Айсолтан:
— Агач — дерево...
А машина мчится и мчится по зеленой просеке,
спускаясь порой в ложбины и вновь поднимаясь на
пологие холмы. Снизу кажется, что там, на вершине
холма, лес кончается и просека словно упирается в
небо. Но машина легко идет вверх по склону, и Айсол-
тан видит, что лес не кончается, а только разбегается
в обе стороны от дороги, большим полукругом огибает
широкую холмистую возвышенность и снова сходится
далеко на горизонте, сливаясь в темную волнистую
ленту. Лучи заходящего солнца золотятся на свежем
жнивье; кое-где еще стоят невывезенные копны,
зеленеют луга. Далеко справа показывается небольшое
селение, бревенчатые дома под железными крышами
окружены садами. По дороге, в облаках пыли,
движется большое стадо коров. Пастух громко щелкает
длинным кнутом, освобождает путь машине, сгоняя
коров с дороги на жнивье. Машина замедляет ход. Ай-
солтан приподнимается и, обернувшись, машет пастуху
рукой. Тот с изумлением смотрит на ее
сверкающую серебряным острием тюбетейку, на смуглое
лицо, обрамленное черными косами, и, покрутив
головой, снова громко щелкает своим длинным кнутом.
Да, хороши, хороши русские леса и поля! Ай-
солтан кажется, что эта картина мирной жизни
никогда не померкнет в ее памяти. Она провожает
взглядом скрывающееся за поворотом селение. Машина
огибает невысокий холм, на вершине которого небольшая
рощица. У подножья холма деревянная ограда. Ай-
солтан различает большую каменную плиту,
полускрытую под венками из живых цветов.
— Что это? — спрашивает она свою спутницу.
— Эго памятник двум девушкам-партизанкам из
здешнего села, замученным фашистами в сорок
первом году неподалеку отсюда — на подступах к Москве.
Конечно, Айсолтан и раньше знала, что в сорок
первом году фашисты подходили к Москве, она
читала об этом, слышала от Чары и от Аннака,
которые сражались с фашистами. Но сейчас она с особой
силой чувствует, в какой грозной опасности была
Москва. И этот памятник, на котором не вянут цветы,
без слов говорит ей, с каким бесстрашием, с каким
геройством защищали свою столицу, свою землю
советские люди. Ничто не сломит их, никто не покорит!
«Советские люди, — думает Айсолтан, — навсегда
изгнали врагов из пределов нашей родины и донесли
знамя правды до Берлина, до Праги, до Будапешта.
Тысячи, миллионы смелых и честных рук за рубежом
подхватили знамя правды, знамя мира и
справедливости, понесли его по всему миру, и нет такой силы,