за человек? Ведь он для колхоза жизни не пожалеет.
Ты погляди на него — он извелся совсем. Человека
понимать надо. Ну, погорячился, покричал —
подумаешь, велика беда! А ты туда же! Ты еще молода
на него кричать! Он председатель. Ты за свое звено
болеешь, а он — за весь колхоз. Если ты будешь
кричать, я буду кричать, всем колхозом на него
навалимся— что ж это получится? Ты не имеешь
нрава подрывать его авторитет. Обидно — стерпи. Петом,
на досуге, поговоришь. И на меня не обижайся.
— Нет, Чары, нет, я ведь понимаю. Только когда
он на меня налетел, я тоже сама не в себе была...
Стою, чуть на плачу, а он...
— С чего это ты?
— Да все из-за хлопка!
— Слезами коробочки не раскроешь, даже если
всем колхозом ллакать начнем.
— Да ведь сердце болит...
— А ты песню пой.
— Песни на радостях поют.
— Песня разгоняет тоску... А хлооток должен
раскрыться. Не сегодня-завтра раскроется.
— Да, все завтра, послезавтра. Жди... А если
мороз?
— Я же сказал — помогай ему раскрываться, как
можешь. А в панику впадать нельзя. Ты слышала,
что вчера Нури-ага говорил? Старику без малого
девяносто лет. Есть у него опыт, как ты полагаешь? Он
говорил: лето было жаркое, холода не скоро придут.
Так что не вешай нос, Айсолтан. Ну, прощай пока.
— Будь здоров, Чары.
Сделав несколько шагов, Чары вспоминает что-то
и возвращается:
— Айсолтан, ты слышала, куда я завтра поеду?
— Слышала.
— Что ж никакого поручения не дала?
— Какое поручение?..
— Я не знаю, какое, — тебе виднее. Думал,
накажешь передать что-нибудь Бегенчу.
— Что это тебе вздумалось?
— Айсолтан, знаешь, я тоже не затылком
хлеб ем.
Айсолтан улыбается, говорит насмешливо:
— А вы с Потды случайно... не родственники?
— Нет, куда мне... Это вот у Бегенчд хорошие
родственники, — золотые часы ему из Москвы
привозят.
— Если б заказал, я бы и тебе привезла.
— Значит, с глаз долой — из сердца вон?.. Так
сказать придется?
— Это твое дело.
— Хорошо, прощай.
— Постой, Чары!
— Нет уж, мне теперь стоять некогда.
— Да постой, постой! Ты скажи Бегенчу...
— Нет, ты ему сама теперь говори.
— Ну, хватит, Чары...
— Знаешь, что? Попроси-ка ты Потды...
— Вот ты какой обидчивый! Я и не знала.
— Я тоже не знал, что у тебя один Потды дове-
рием пользуется... Ну ладно, говори, что передать
Бегенчу.
— Бегенчу... — повторяет Айсолтан, и лицо ее
светлеет. — Ты ему окажи так: «Айсолтан -просила
передать: «То, что ты думаешь, то и она думает».
— Смотри, девушка! Откуда ты знаешь, что он
думает? Может быть, он думает жениться на Айне?
— Это уж ты сов-сем пустяки говоришь, Чары, —
с досадой отвечает Айсолтан. — У Бегенча такого и
в мыслях нет.
— А еще говорят, что Айсолтан неглупая
девушка! Да ее легче обмануть, чем малого ребенка.
— Ну, уж кто-кто, а Бегенч не обманет.
— Правильно. Я пошутил. Бегенч — хороший
парень. Он не из тех, кто обманывает. Он, знаешь, на
тебя похож. Ну, прощай.
Айсолтан смотрит вслед Чары и, признаться,
слегка завидует ему: он завтра поедет в пески!
Хлопок раскрывается. Победоносно, весело
раскрывается хлопок! Теперь только успевай
собирать! Миллионами серебристых звезд
вспыхнули лопнувшие коробочки в густой,
темной зелени листьев.
Как вокруг хорошо! Как жизнь хороша!
Плещет крыльями птица — моя душа!
Земля рождает золото-серебро,
Благодатным осенним теплом дыша!
Радостью, гордостью полна моя грудь.
Приходи, Бегенч, на мой хлопок взглянуть!..
Кто поет эту песню? Ну, конечно, Айсолтан. Это
она работает здесь со своим звеном и
поет-распевает, радуясь ясному, солнечному дню и обилию
раскрывшихся коробочек.
Приходи, Бегенч, на мой хлопок взглянуть! —
повторяет Айсолтан.
Она слишком счастлива, чтобы таить свою
радость, и громко произносит имя Бегенча. Ей кажется,
что коробочки-бубенчики, наклоняясь друг к другу,
тоже шепчут это имя.
Не одна Айсолтан поет сегодня, радуясь солнцу
и урожаю. Почти каждая из девушек-сборщиц
напевает что-то потихоньку; звуки песни и шелест листьев
сливаются в один нежный согласный хор.
Посмотрите на Айсолтан, и вы убедитесь, что ома
заслуживает славы. Когда она собирает хлопок, есть
чему поучиться и на что полюбоваться. Ни одного
лишнего движения не делают ее легкие, быстрые
руки, и все тело подчинено радостному ритму труда.
Она нагибается, обирает нижние коробочки, потом
ее руки скользят вверх по кусту, и вместе с ним^
плавно распрямляется тело. Она выбирает хлопок
из коробочек сразу обеими руками, а на это нужна
большая сноровка. Айсолтан не бросается торопливо
от верхних ко'робочек к нижним и от нижних снова
к верхним, как делают это менее опытные сборщицы.
Все ее движения рассчитаны: переходя от куста к
кусту, она уже заранее видит, откуда лучше начать
сбор, и ни на секунду не нарушает ритма работы.
Кажется, что она совсем не спешит, но как быстро
двигаются ее проворные руки! Ее лицо безмятежно,
глаза сияют. Айсолтан любит свой труд, она счастлива.
На фартуке Айсолтан три больших кармана —
для разных сортов хлопка. Нужен острый, опытный
глаз, чтобы сразу отличить один сорт хлопка от
другого. Даже в одной и той же коробочке из пяти
долек в четырех может быть первосортный хлопок, а
в пятой — с изъяном. Айсолтан знает, что внимание
не должно ослабевать ни на минуту. А как легко
загрязнить хлопок сухими листьями, веточками или
просто уронить белоснежный клубочек на землю!
Кажется, что Айсолтан не спешит. Но попробуйте
перегоните ее. Это не так-то просто. Мало кто из
колхозных сборщиц может потягаться с ней.
На обочине дороги, около участка, на котором
работает звено Айсолтан, уже образовалась целая гора
мешков с хлопком, и секретарь обкома партии,
остановив возле них машину, разговаривает с Аннакэм
и довольно поглядывает то на мешки, то на
Айсолтан. Потом направляется к ней вместе с Анна-ком.
Увлеченная работой, Айсолтан не замечает их и,
лишь услышав оклик, поднимает голову и обрывает
песню.
— Айсолтан Рахмановой привет! Как дела,
Айсолтан?
— Собираем понемногу, товарищ секретарь.
— А Еаш председатель говорит: Айсолтан не
торопится.
— Товарищ секретарь... — начинает было Аннак.
— Обожди. Ты же мне сейчас сам сказал... Это
верно, что говорит председатель, Айсолтан?
Айсолтан вспоминает, как кричал на нее Аннак,
и ей становится обидно. Чего ж он теперь, когда дело
так славно пошло на лад, старое вспомнил! Но
Айсолтан ничем не выдает своих мыслей.
— Товарищ Аннак—уважаемый человек. Если он
говорит — значит, верно.
— Что он уважаемый, это я знаю. А вот тебя он
за что ругает?
— А по пословице: дочку учу, а сноха понимай,—
чтобы другим пример показать.
— Да ты что, Айсолтан?—удивляется Аннак.—
Друг секретарь, я ведь не говорил этого... Он шутит,
Айсолтан, просто испытывает тебя.
Секретарь обкома, видя искреннее огорчение,