Охранники вокруг нас заржали, будто выбор у них есть, а отец поднялся на ноги и взял у одного из них пистолет.
— Видишь эту рожу, Мила?
— Да, папа.
Мне было страшно. Мне было жутко страшно. Я не могла отвести взгляда от Андрея, потому что понимала — это из-за меня!
— Смотри внимательно, Мила. И запоминай как нужно поступать с обидчиками.
Он протянул мне пистолет.
— Возьми.
Я покачала головой.
— Пожалуйста…
— Возьми, блять!
Я вздрогнула всем телом от его крика и взяла оружие в руку. Тяжелое и холодное, и… Господи, как мне страшно!
— Убей его.
— Папа…
— Я сказал убей, дура!
Я подняла ствол и нацелилась на Андрея. Он отчаянно закачал головой, умоляя меня не делать этого.
— Стреляй или отправишься в ад вместе с ним.
Голос отца был спокоен, но от этого не стало лучше. Я понимала, что не смогу. Не могу я убить. И отец это понял тоже. Выхватил пистолет, и щеку обожгла громкая пощёчина, от которой я упала в мокрую глину. Прозвучал выстрел, будто петарда взорвалась, а я вздрогнула, сев на задницу, и отползла.
— Граната.
Один из охранников спрыгнул в яму, вытащил снаряд из рта мертвеца и бросил её подальше от нас. Она взорвалась, когда была почти у самой земли. Камни и осколки разлетелись в разные стороны, а мои уши на мгновение заложило. Кто-то помог мне подняться на ноги и увёл в машину. Меня трясло. Меня жутко трясло и мутило. Я знала что меня тут ждало, но не знала, что это будет Андрей. Отец сказал его перевели в другой отдел и понизили до уборщика. Возможно так оно и было, пока отцу не взбрело в голову меня проучить. Показать мне моё место, кто и что я. И я ничего не могу с этим сделать. Сбегу, найдут. Взбрыкну, получу по морде снова, а может и больше. Я даже вены вскрыть себе не успею, потому что тут же примчатся и спасут, а потом живого места на мне не оставят.
Отец сал на прежнее место, вытирая руки влажными салфетками.
— Теперь слушай внимательно, Милана. Я хочу, чтобы ты своей тупой пиздой уговорила Данилку работать на меня в свободном штабе. Сегодня я подкинул ему работёнку, чтобы он понял насколько всё серьёзно, а ты должна дать ему понять, что у него нет права выбора, иначе окажется в той же яме. Ты поняла?
Я кивнула.
— Да, папа.
— Вот и славненько. У тебя полтора дня. И постарайся не разочаровать меня — отправлю на потеху моим головорезам, раз уж ты лишилась своего «золотого билета». А они церемониться с тобой не будут. Ты все поняла?
— Да, папа.
10
Данил
Полдня окрыленный, словно мальчишка, копался в интернете, взламывая всё подряд, что попадалось под руку на Громова, его компанию и людей в его штабе. Накопал не мало. Удовлетворенный работой, хотел уже было идти к Кубрынину, но вспомнил про видео. Достал из стола все свои примочки, что отследить не могли, подключил к ноуту, но тут булькнул телефон. Милана.
«Пожалуйста, приедь ко мне».
И адрес. Сердце предательски ёкнуло. «Пожалуйста». А может, нет? Может, накручиваю себя? Тем не менее пихаю всё в сумку и срываюсь с работы. Что-то не так. Нутром чую что-то не так. Стараюсь успокоиться и привести голову в порядок, но без толку. Одна шальная мысль сменяет другую. Уволили? Обидели? Оскорбили? Приставали? Но сначала хочу знать кто. Кто, сука, кто?! Урою. На всю жизнь посажу в строгач. Убью.
До места доезжаю за десять минут. Обычная многоэтажка с тремя открытыми подъездами. Влетаю во второй, нахожу нужною дверь и звоню. Внутри всё колотит от еле сдерживаемой ярости. Облокотился о косяк рукой и прислонился к ней лбом. Нужно успокоиться. Взять себя в руки. Моё бешенство ей сейчас не поможет, а только сильнее напугает.
Когда она открывает долбанную дверь, всё в груди падает куда-то в пятки. Глаза красные, опухшие, на щеке синяк расплывается, а в моём мозгу долбит лишь одна мысль: убью.
— Кто?
Вздрагивает всем телом, а по лицу снова слёзы текут. Дебил, блять, дебил! Хватает меня за кофту и к себе тянет. Всем телом прижимается, дрожит. Я сумку на пол скинул и её к себе сильнее придавил буквально, в макушку светлую уткнулся и качать в руках начал, запах вдыхая.
— Скажи мне кто?
Головой качает, за кофту мою цепляется.
— Мне страшно.
Тихо и слабо звучит, но я слышу. Сердце в груди сжимается за девочку мою и скоро трясти начнёт от бешеной злости, но понимание, что не могу сорваться при ней всё ещё действует, словно удавка сдавливает.
— Скажи мне, Милана.
Снова головой машет, поднимает её и к губам моим тянется.
— Поцелуй меня. Пожалуйста. Целуй, люби. Прошу тебя.
На руки её подхватываю, разуваюсь и иду в поисках кухни в глубь квартиры её. Две двери всего в коридоре, но точно не одна комната. Сунулся в первую — гостиная, значит, вторая. Посадил на стул и кофту с себя снял, её укрыл.
Квартира неплохая у Миланы. Ремонт недавно был, но мебель старенькая, хоть и ещё лет сто прослужит. Плита обычная, газовая, холодильник не допотопный, но уже устаревший. Стол, пара стульев, ковры. Всё как надо. Да и наплевать мне сейчас на это, я не в гости приехал. Начал шарить в поисках бокалов и чайник поставил.
— Ты больше не хочешь меня, да? Не любишь?
Хочу. Всегда буду хотеть, но говорить спокойно пока не смогу. Слишком много злости внутри.
П. Данил?
Отхожу к окну и во двор смотрю, лишь бы не сорваться. Две машины стоят в дальних углах. Шавки Кубрынина. Эти бэхи из тысячи узнаю. Какое он имеет отношение к Милане? Понимаю в каком она состоянии сейчас, но мне нужны ответы нужны. Поворачиваюсь и о подоконник облокачиваюсь.
— Даже если так. Что это изменит?
Она вздрагивает, и сам ненавижу себя за то, что собираюсь сказать.
— Что, Милана? Больше доверять мне будешь? Или скажешь кто обидел? Зачем мне любить ту, кто меня меня даже не уважает?
Не выдерживаю и в один шаг расстояние преодолеваю, над ней нависаю, о стол облокотившись.
— Кто?!
— Кубрынин.
Отшатываюсь от неё и снова к окну, чтобы не увидела лица моего. Ублюдок. Убью его. Убью.
— Что он сделал?
Снова молчит. Через нос выдыхаю, а перед глазами как приставать к ней этот хрыч начинает. Кулаки на раме сжимаю и через нос дышу, чтобы успокоиться. Уничтожу его.
— Всего лишь ударил, Данил. Послушай меня.
На короткое мгновение облегчение наступает, но потом снова злость возвращается. Ударил её. Ударил мою женщину. Рожу разобью и плевать, что потом будет, всё равно бессилен. Никто не смеет прикасаться к тому, что моё! А Милана моя, блять! Моя!
Разворачиваюсь и собираюсь обратно в холдинг ехать, но девочка передо мной встаёт и снова за талию обнимает.
— Данил, пожалуйста, не надо. Всё не так, как ты думаешь, он имеет на это право…
Встряхиваю её за плечи, так что зубы клацают.
— Имеет право?! Ты себя слышишь?! Какое он право имеет? Ты моя! Поняла меня! Моя! Я ему шею сверну!
— Подожди, пожалуйста. Выслушай!
Слезами заливается, а я лишь одного хочу. Убить его.
— Что ты мне скажешь? Что отсасывала ему по приказу отца? Поэтому право имеет? Мне насрать…
— Он и есть мой отец!
От неожиданности отпускаю её и на шаг отступаю. Кубрынин? её отец? Не может быть. Между ними ничего общего. Кубрынин… У него же сын. В Альпах. Или на Гоа. Не помню. Но у него нет… Или есть? Я не туда капал. Не туда. Идиот.
— Ты уйдёшь теперь, да? Оставишь меня? Пожалуйста, не уходи. Не бросай меня, умоляю.
Она цеплялась за мою футболку, руки, гладила по лицу, плакала и умоляла, чтобы я не оставлял её, а я не мог поверить что он с ней сделал. Она запугана. Зашугана.
— Умоляю тебя, Данил! Я люблю тебя! Я так тебя люблю! Не уходи! Только не бросай, я не вынесу этого! Останься! Пожалуйста, останься! Пожалуйста…
Уже давно обнял её и прижал к себе, по волосам её гладил, а она все рыдала и умоляла не уходить, цепляясь за мою одежду. Мне было больно видеть её такой. Ранимой, уязвимой, напуганной. Было больно от мысли, что он её обидел. И я бесился от того, что не могу сейчас уехать и оставить её в таком состоянии.