Вот так и живём, тихо, мирно, спокойно. Жили… пока этот на крылечко моё не заявился помирать. Эх, права была наставница — доброта моя меня и погубит.
Кстати, об умирающих. Сходила проверила — маг всё ещё был жив, и даже дыхание, кажется, выровнялось. Хотя выглядел он, конечно, пугающе. А кого бы не испугал вид вот такого синюшного полутрупа в собственной кровати? Вот и мне тоже не по себе было, потому и провозилась до вечера то во дворе, с травами да настоями, то в кладовой, над котелком с зельями.
Уже по сумеркам, кривясь и проклиная всех магов вместе взятых и этого конкретного, сменила ему повязки и, повздыхав над долей своей тяжкой, отправилась спать на лавку.
***
А утром… ничего не изменилось. Маг не подавал признаков улучшения, но и хуже ему тоже не становилось. Раны медленно затягивались, дышал он ровно, хоть и редко. В общем, пошёл естественный процесс восстановления, в который лучше не вмешиваться. Хотя, я бы с удовольствием это дело ускорила, чтобы побыстрее от него избавиться. Но… опять пожалела. А ну как от вмешательства регенерация не так пойдёт и увечья какие останутся? Дура в общем!
Так и проходила весь день злая на себя. Но хоть горожане сегодня не донимали. Только прачка из ратуши навестила, запасы зелья отбеливающего пополнить. Стыдно конечно, что ведьма такой ерундой мается. Где это видано, чтобы ведьма, да зельями бытовыми людей снабжала? Их и варить-то зазорно считается! Но уж больно жалко (да-да, знаю, дура) мне было госпожу Марыну. Старенькая уже совсем, а работать на целую семью приходится. У неё в позапрошлом году, ещё до моего здесь появления, сын с женой по бруснику пошли, да в тайге и сгинули. Может заплутали, а может и зверь какой порвал. А на старушке трое деток, один другого малее, остались. Вот и бьётся из последних сил, чтобы внуков поднять. Её, такую старую да медленную, и в прачках-то держат только потому, что бельё у неё всегда чистое и душистое. А мне бабушке помочь только в радость. Зачтётся, когда-нибудь. Да и не скажет она никому, это дело такое — как кому совсем припечёт, так с радостью к ведьмам за помощью бегут, а когда всё хорошо, так нос воротят. Если прознают, что спят на белье, колдовством отбеленном, мигом турнут старушку.
День пролетел незаметно, настал вечер, а мне опять на скамье укладываться. А она, между прочим, жёсткая и неудобная! Провертелась я часа два, бока все заболели, настроение стало хуже некуда. Это где ж такое видано — ведьма из-за какого-то мага третью ночь без сна мучиться будет?! А вот обойдётся!
Вскочила с лавки, забрала подушку и шаль, которой укрывалась, и решительно пошла на свою кровать. Много чести магу будет, чтоб я из-за него третью ноченьку без сна маялась.
Зажгла огонёк, сдвинула мага, осторожно правда, чтобы не потревожить раны, улеглась на самый краешек кровати, огонёк притушила и… Усталость своё взяла, сама не заметила, как уснула.
А проснулась я от того, что жарко стало, и будто тяжесть какая-то навалилась. Открыла глаза и поняла — это маг на меня навалился! Оклемался значит… Хотя вряд ли, так быстро он полностью не восстановился бы, но раз на бок во сне повернуться смог, значит дело идёт к поправке.
А за окном ещё стоит ночь, и мне спать вообще-то хочется. А на лавку идти не хочется. Повозилась, чтобы отпихнуть привалившуюся к моему боку тушу, немаленьких к слову габаритов.
— Тшшш, — во сне шикнула на меня туша.
И, сложив на меня ещё и граблю свою, пошарил, нащупал грудь, чуть сжал её и опять затих. Эээ, не поняла.
— Мужик, руку убери! — рявкнула звереющая от наглости такой ведьма.
На меня опять шикнули, сдавили грудь посильнее, уткнулись носом в шею и засопели.
Ну нормально вообще? Ещё вечером покойником тут лежал, чуть дышал, а теперь… Это что ещё за предсмертное желание за чужое добро подержаться?! Совсем охамел!
— Грабли, я сказала, убрал! — натурально взбесилась я, уцепившись за его ручищу и попытавшись снять её со своих прелестей. — Не для тебя рощено было!
Так я вообще ведьма воспитанная, грубость сама не люблю. Но тут уже ситуация, как бы, обязывает проявить некоторую настойчивость.
Но моя настойчивость, прямо скажем, не впечатлила умирающего. Он опять пожамкал то, что «не для него рощено было», пробурчал что-то невнятное мне в шею и притих.
Ну всё, я злая!
— Ты, сволочь магическая, руки от меня убрал! — рявкнула так, что Черныш, мой совсем не ведьмиский, а вполне себе обычный кот, которого все благополучно принимают за фамильяра, потому как животинка неглупая и окрас соответствующе чёрный имеет, зашипел и удрал из дома, опять, зараза такая, оставив распахнутым окно.