Айвангу не поверил собственным ушам. Кавье, самый передовой человек в Тэпкэне, приглашает его, комсомольца, к себе в ярангу отработать невесту! Он поделился своими сомнениями с друзьями. Мынор, женившийся раньше, был краток:
– Уведи Раулену – и конец делу.
Кэлеуги мечтательно произнес:
– За такую девушку я согласился бы сто лет работать!
Белов подивился такому странному обычаю – раньше ему ни с чем подобным сталкиваться не приходилось.
– Как комсомольцу тебе бы не следовало так поступать, – с осуждением сказал он. – Это значит поддерживать старое.
Но Айвангу перешел в ярангу Кавье. Первые дни он относился к тестю с великой почтительностью, пока не разгадал его. В своей яранге Кавье был настоящим деспотом и требовал, чтобы ему все прислуживали. После охоты он сбрасывал одежду прямо в чоттагине, не давая себе труда вытряхнуть и выбить из нее снег, и вползал в полог. Подавался обед, и Вэльвунэ придвигала к краю деревянного блюда самые лакомые куски, чтобы Кавье не утруждал себя и не тянулся за едой. В пологе Кавье обычно оставлял на себе только легкую пыжиковую накидку между ног.
– Меня все уважают именно за умение жить, – поучая Айвангу, хвастался Кавье. – Я хороший охотник. Удачливый и терпеливый. Законы белых людей познал. Им главное, чтобы ты говорил правильные слова. Если дела немного отходят от слов – это не страшно, всегда можно сослаться на свое невежество и темноту. Зато ты всегда сыт, хорошо одет и твой дом надежно оберегает тебя от холода и ветра.
В то время выбирали народного заседателя, и все решили, что лучшей кандидатуры, чем Кавье, нет: он передовой человек, у него всегда на шесте красный флаг, а в яранге портрет Ленина.
Пряжкин тоже ему доверял, и Айвангу удивился, когда его будущий тесть отказался от такого почетного предложения. Кавье заявил Пряжкину:
– Я не могу судить людей, авторитета нет. По-нашему, надо, чтобы люди чуть-чуть боялись меня. Не сильно, самую малость. Они должны видеть, что меня власть поддерживает. А я не мог получить брезент, чтобы покрыть свою ярангу. Ты знаешь, Пряжкин, зимой нет лучшей покрышки на ярангу, чем крепкий брезент. Он не мерзнет и не ломается от мороза. Я просил, чтобы брезент, которым покрывали муку, продали мне. Мука кончилась, брезент не нужен, почему бы его не продать человеку, который первым вступил в партию?
– Хорошо, я дам распоряжение, чтобы тебе продали брезент, – поморщившись, сказал Пряжкин.
– Если будет брезент, я согласен, – с важностью ответил Кавье и незаметно для Пряжкина подмигнул Айвангу: «Учись жить».
Раулена боялась отца и исполняла любое его приказание, каким бы нелепым оно ни было. Айвангу пытался вмешиваться, но Кавье сразу же одернул его:
– Ты можешь в любое время уйти из моей яранги. Если я захочу, то заявлю, что ты мне не нравишься.
Для любви оставались ночи, но и здесь Кавье был начеку и всячески мешал Айвангу и Раулене. Стоило девушке только услышать голос отца, как она менялась в лице и вбирала голову в плечи.
– Почему ты его боишься?
– Отец все может. Он способен даже убить. Однажды он чуть не задушил на моих глазах мать.
Айвангу смотрел на большие узловатые руки Кавье, на его хищное, будто высеченное из камня, лицо и тоже думал, что этот человек действительно все может…
– Кавье все может, – повторил Айвангу следователю.
Щелканов писал быстро. Почерк у него был ровный и красивый. Айвангу едва успевал следить за его пером.
– Таким образом, официальной регистрации брака у вас с Рауленой не было?
– Я даже не знаю, что это такое, – Айвангу пожал плечами.
– Вы нигде не расписывались с Рауленой? – уточнил Щелканов.
– Нет. Я не думал, что это так важно.
– Это очень важно, – сказал следователь. – Вы согласны с тем, что Раулена официально не является вашей женой?
Айвангу хотел возразить, но следователь продолжал без паузы:
– Таким образом, ее увод может рассматриваться как уголовно наказуемое деяние. Но, входя в ваше положение и учитывая личное ходатайство редактора газеты товарища Белова, мы решили ограничиться устным внушением. Тем более что Раулена заявила, что она не хочет быть вашей женой и не любит вас.
– Это неправда! – закричал Айвангу. – Ее принуждает так говорить ее отец Кавье.
– Спокойнее, – бесстрастно проговорил Щелканов, – у меня есть письменное заявление. Прочитать?
Айвангу махнул рукой.
– Я предупреждаю вас, гражданин Айвангу, что при повторении подобных действий с вашей стороны вы будете подвергнуты уголовному наказанию. – Щелканов пододвинул бумагу к Айвангу. – Распишитесь.
Айвангу машинально подписал.
– Вы свободны, – сказал Щелканов.
Красный шар солнца стоял на горизонте. Лучи его упирались в окна домов Тэпкэна и зажигали в них холодный блеск. От домов и яранг, от людей на алом снегу тянулись длинные тени, но тень Айвангу не была похожа на человеческую. Какой-то бесформенный ком перекатывался по сугробам, наметенным пургой. Айвангу ничего не видел, кроме своей тени. Потом в глазах запрыгали огоньки, и он ощутил на щеке горячую слезинку, как искру, выпавшую из костра. В яранге отца он застал Белова.
– Пришел я, – сказал Айвангу и присел на китовый позвонок.
Белов, видимо, знал, что произошло у следователя, и ни о чем не расспрашивал.
– Не горюй, дружище.
– Как ты можешь такое говорить, если бумажный закон сильнее человека?
– Дело сложнее, чем ты представляешь, – возразил Белов. – Я к тебе пришел с предложением. Переезжай в Кытрын. Будешь работать у меня в газете. Я тебя не буду утруждать. Предоставлю полную свободу.
– Я уже сегодня получил свободу, – с горькой усмешкой отозвался Айвангу. – Ты мне уже говорил такое. И я тебе объяснил, почему я не могу поехать в Кытрын. Я не буду повторять тех слов.
Белов что-то еще говорил, но Айвангу не слушал его. Он думал о Раулене, о том, что бумажка оказалась сильнее любви. Если бы была бумажка!
Айвангу зажил как во сне. Он ходил на охоту, приносил добычу.
Он подолгу оставался в море и следил оттуда за солнцем, которое набирало силу и с каждым днем поднималось все выше и выше. Впервые в жизни Айвангу не радовался весне.
Порой ему казалось, что он спит с открытыми глазами и синие разводья и голубые мазки айсбергов тоже всего лишь сон.
Сэйвытэгин предостерегал сына:
– Будь осторожен. Весеннее море – коварное море. Может оторвать вместе со льдиной. Унесет. Остерегайся встречи с умкой. Правда, нынче он сыт, но может попасться самка с детенышами.
Айвангу молча выслушивал отца и снова уезжал на своих сытых и ухоженных собаках в море.
Сегодня был особенно радостный день. Айвангу улыбнулся и крикнул вожаку:
– Длинный день идет!
Полундра оглянулся и как бы понимающе моргнул скошенным глазом.
Когда нет сил быть с людьми, слушать их разговоры и ощущать на себе сочувственные взгляды, хорошо иметь вот такого преданного друга, как Полундра, который не задает глупых вопросов и не выказывает жалости к безногому.
Недавно Айвангу узнал новость, которая вонзилась в сердце острым гарпуном: Раулена в Кытрыне вышла замуж и ждет ребенка. Сначала он не поверил, но потом, набравшись смелости, приковылял в ярангу Кавье.
– Это правда, – сказала Вэльвунэ. – Моя дочь выходит замуж за Рахтуге. Он занимает большой пост в Кытрыне. У нас будет внук.
И все же Айвангу надеялся, что Раулена вернется. Он встречал каждую нарту, идущую с юга, но каждый раз Кавье возвращался один и, проезжая мимо Айвангу, делал вид, что не замечает парня.
В этот день Айвангу занял свое обычное место возле разводья. Иногда гладкая поверхность воды вспарывалась круглой, будто полированной, головой нерпы. Занятый своими мыслями, Айвангу поздно хватался за ружье – на разводье уже расходились широкие гладкие круги. Он не жалел, что опоздал выстрелить, – нынче нерпы много…