«Это художник Яненко Яков Феодиинович,[66] — заплетающимся языком объяснил опешившему было Онику сидящий рядом толстяк, — а мы его по-дружески кличим Пьяненко. Ибо сие верно». Своего имени полный господин не назвал, и Ованес не знал, прилично ли будет спросить, но в этот момент послышались звуки гитары и из-за стола навстречу музыке поднялся певец Лоди.
— Вот вчера мы смотрели ваши картины, милейший Иван… — Карл Павлович запнулся. И Штернберг тот час шепнул на ухо Брюллову:
— Константинович.
— Иван Константинович. И вот что я вам всем скажу, то, что вы уже сумели — необыкновенно. Но почти все это дано вам от природы — вы писали Феодосию, будучи в Петербурге, — Феодосию по памяти. Я склонен поверить, что память ваша совершенна, что это дар свыше. Я не был в тех местах и не смею подвергать сомнению точность передачи деталей, но вот на что мне хотелось бы обратить ваше внимание, милейший Иван Константинович, в ваших произведениях я почувствовал память детства, вы необыкновенно точно передаете собственное ощущение от увиденного тогда. Сохраните этот дар, развейте его, и вы добьетесь всего, чего только пожелаете в живописи.
И вот кстати, Нестор Васильевич, вы собираетесь писать о выставке, так отчего бы не сделать статью о нашем юном друге? Готов поспорить на что угодно, его ждет бессмертная слава, и вы будите первым болваном, если не объявите о нем в ближайшем же номере!
Сказано — сделано. Кукольник пообещал представить своему читателю нового гения, разумеется, ссылаясь на мнение всеми уважаемого Карла Брюллова. Брюллов же со своей стороны предложил Гайвазовскому зайти как-нибудь к нему в мастерскую, дабы в спокойной обстановке и без свидетелей, если тот, конечно, пожелает, обсудить его картины и высказать два-три незначительных замечания.
Некоторые учителя специально стараются оградить своих воспитанников от ранней славы и похвал, услышав которые молодые люди подчас норовят зазнаться и перестают серьезно работать. Гайвазовский воспринял похвалу Великого Карла, как если бы Брюллов вдруг подарил ему крылья. Крылья мудрого Нимфолиса из крымской легенды о скалах-близнецах.
Всю жизнь Айвазовский был человеком из сказки — наивным, впечатлительным, свято верящим в чудо. Самое замечательное, что чудеса в него, похоже, тоже верили и старались как можно чаще появляться на пути художника.
Одним из таких чудес был Карл Павлович Брюллов, человек, который хоть и не был учителем Айвазовского в строгом смысле этого слова, но всегда старался помогать и поддерживать молодого художника, о котором благодаря последней выставке живописи и статье Кукольника заговорили как о восходящей звезде.
Глинка писал оперу «Иван Сусанин», переименованную позже в «Жизнь за царя», весной в Александринке состоялась премьера «Ревизора» Гоголя. Айвазовский не был еще знаком с Николаем Васильевичем, но сразу же почувствовал нечто родное, то, что делало литератора Гоголя — самым любимым писателем, разговоры с которым юный художник представлял ночью засыпая в своей скромной комнатке в Академии. В доме Виельгорских, где подавали ароматный кофе и всегда дивно пахло ванилью и сахарной пудрой, о Гоголе говорили много, но, пожалуй, еще больше умалчивали. Известно, что писатель дружил с Иосифом Виельгорским,[67] что писал время от времени чуть ли не всем членам семьи, так что там знали о его работе и творческих планах.
Гоголь в Италии. Пишет там «Мертвые души», сюжет которых позаимствовал у Пушкина, рассказавшего собрату по пиру, как во время своей кишинёвской ссылки он сделался свидетелем странного явления: в местечке Бендеры вот уже много лет никто не умирал. Это было странно и удивительно. Но разрешилось с самой неожиданной стороны. Оказалось, что в начале XIX века в Бессарабию бежало много крестьян из Центральной России. Этих беженцев полиция должна была вылавливать и возвращать их господам, но сделать сие было трудно, так как беглецы принимали имена умерших, как бы занимая их место. Эту историю подтверждал полковник Липранди, который знал Пушкина. Он же свидетельствовал о том, что Николай Васильевич в его присутствии расспрашивал Александра Сергеевича о бессарабских долгожителях, и они вместе потом пили и веселились.
66
Яненко Яков Федосеевич — портретный живописец, академик; сын Феодосия Ивановича Яненко, родился 8 декабря 1800 г., умер 29 марта 1852 г.
67
Виельгорский Иосиф Матвеевич (граф, 1816–1892) — обладал редким талантом исполнителя на фортепиано и много занимался композицией.