Когда Айвазовский писал такую надуманно-романтическую картину, как «Вид Неаполя с группой рыбаков, слушающих импровизатора», то и эта тема была для него близка и понятна. Он сам, в сущности, был художником, творившим с лёгкостью и быстротой импровизаторов, искусство которых не могло не поразить Айвазовского в Италии, не могло не внушить ему мысль, что этот метод творчества может быть с успехом перенесён из поэзии и музыки в изобразительное искусство.
Что касается его романтических марин, то нет никакого сомнения, что все они написаны с безусловной искренностью и в полной уверенности, что именно так надо изображать южное море, чтобы получить правдивое, реальное представление о нём.
В картинах Айвазовского, написанных в первой половине жизни, даже в таких, как «Девятый вал», созданный в 1850 году, всегда есть зерно подлинной наблюдательности, реалистического мировосприятия художника. Подобные его картины являются произведениями глубокой правды.
О процессе творчества художника, его переживаниях достаточно ярко говорит его письмо в Петербург, относящееся ко времени его работы над картиной «Всемирный потоп». Он пишет: «Вы спрашиваете меня, что я пишу? Я в настоящее время в восторге от своей картины («Всемирный потоп»). Я её почти оканчиваю, и она, смело могу сказать, есть лучшее моё произведение в большом размере.»
Разверзлись хляби небесные. Из туч льются потоки дождя. По скалам они сбегают навстречу морским волнам. Море вышло из берегов и затопило землю. Только огромный скалистый утёс высится среди обступивших его волн. Над скалой нависло грозовое небо. Среди этого хаоса мы видим объятых ужасом людей и животных, карабкающихся вверх на гору и гибнущих в поисках спасения. Здесь и слоны, и змеи, и крокодилы, и обезьяны, и собаки, и медведи, и львы. И люди, чем-то напоминающие микельанджеловских грешников «Страшного суда». На вершине скалы, откуда видна вся картина бедствия, стоит ветхозаветный пастырь. К нему прильнули перепуганные насмерть дети. А он в порыве отчаяния и гнева поднял своё лицо и руки к небу и грозит ему кулаком.
Картина написана не только с подъёмом, но и с истинным высоким артистизмом. В ней всё хорошо: и композиционное построение, и сдержанный суровый колорит, отвечающий сюжету, и скалы, и даже фигуры людей и животных. Но лучше всего, конечно, вода. Здесь Айвазовский проявил глубокие познания художника-мариниста, блеск и яркость воображения и виртуозность выполнения.
Ему удалось создать впечатление первозданного хаоса, в котором не понять, откуда надвигается опасность, где предстоит гибель, и всё живое, движимое инстинктом, стремится выбраться из потоков воды.
Эта картина на библейскую тему, хотя и была тогда же приобретена для Эрмитажа, пришлась не ко времени и до сих пор не оценена по достоинству. Она является не только выдающимся произведением Айвазовского, но и одним из ярких полотен русской живописи шестидесятых годов XIX века.
Работая над ней, Айвазовский испытывал подлинное творческое горение. Но как жизнелюб он не мог долго оставаться среди того хаоса, какой создал своим воображением, хаоса, в котором обречено на гибель всё живое. В том же письме в Петербург он дальше пишет: «Эта картина изображает самый потоп в самом разгаре. Будет и другая, когда Ной со всеми животными спускается с вершины Арарата при чудном восходе солнца, когда уже местами открылась из-под воды чудная природа. И эту вторую картину я надеюсь к 15-му генварю окончить».
Нам неизвестно, была ли написана тогда вторая картина, но в конце жизни он такую картину действительно написал.
Айвазовский был в расцвете сил. Он ясно сознавал, что в его творчестве созрело новое направление. Его влекло к созданию образов величественных, грандиозных, отражающих непобедимую мощь стихии.
Многие произведения Айвазовского привлекают необычайностью, неожиданностью содержания. Грохот падающих в море скал, залпы орудий, яростный вой ветра и удары волн, бушующая стихия, вспышки молнии среди ночной мглы и наряду с этим пламенеющие восходы и закаты солнца, поэтические лунные ночи на море — всё это были явления, изображения которых тогда сравнительно редко встречались в живописи. Они вызывают у зрителя напряжённое внимание и надолго запоминаются. Художника не привлекало обыденное состояние природы. Творческое воображение его было направлено на яркое отражение пафоса борьбы стихий, явлений грандиозных, захватывающих. И здесь он не знал соперников.