| Все мельчайшие подробности, относящиеся к частной жизни и быту того времени, все, что придает правдоподобие рассказу и своеобразие выведенным характерам, - все это хорошо знают и помнят в Шотландии. Напротив, в Англии цивилизация уже давно достигла такого высокого уровня, что единственным источником сведений о наших предках стали старые летописи, авторы которых как бы сговорились замалчивать все интересные подробности для того, чтобы дать место цветам монашеского красноречия и избитым рассуждениям о морали. |
| To match an English and a Scottish author in the rival task of embodying and reviving the traditions of their respective countries, would be, you alleged, in the highest degree unequal and unjust. | Вы утверждали, что было бы несправедливо равнять английских и шотландских писателей, соперничающих в воплощении и оживлении преданий своих стран. |
| The Scottish magician, you said, was, like Lucan's witch, at liberty to walk over the recent field of battle, and to select for the subject of resuscitation by his sorceries, a body whose limbs had recently quivered with existence, and whose throat had but just uttered the last note of agony. | Вы говорили, что шотландский волшебник, подобно лукановской колдунье, может свободно бродить по еще свежему полю битвы, выбирая, чтобы воскресить своим колдовством, те тела, где только что трепетала жизнь и на чьих устах только что замерли последние стоны. |
| Such a subject even the powerful Erictho was compelled to select, as alone capable of being reanimated even by "her" potent magic---gelidas leto scrutata medullas, Pulmonis rigidi stantes sine vulnere fibras Invenit, et vocem defuncto in corpore quaerit. | А ведь сама могущественная Эрихто должна была выбирать именно таких мертвецов, ибо только их могло воскресить ее искусное волшебство: ...gelidas leto scrutata medullas, Pulmonis rigidi stantes sine vulnere fibras Invenit, et vocem defuncto in corpore quaerit". [4] |
| The English author, on the other hand, without supposing him less of a conjuror than the Northern Warlock, can, you observed, only have the liberty of selecting his subject amidst the dust of antiquity, where nothing was to be found but dry, sapless, mouldering, and disjointed bones, such as those which filled the valley of Jehoshaphat. | А в то же время английскому писателю, - будь он столь же могущественен, как Северный Волшебник, - предоставлено, в поисках своих сюжетов, рыться в пыли веков, где ничего нельзя найти, кроме сухих, безжизненных, истлевших и разметанных костей, подобных тем, какими была усеяна Иосафатова долина. |
| You expressed, besides, your apprehension, that the unpatriotic prejudices of my countrymen would not allow fair play to such a work as that of which I endeavoured to demonstrate the probable success. | С другой стороны, Вы выражали опасения, что лишенные патриотизма предрассудки моих земляков не позволяет им справедливо оценить то произведение, возможность успеха которого мне хотелось доказать. |
| And this, you said, was not entirely owing to the more general prejudice in favour of that which is foreign, but that it rested partly upon improbabilities, arising out of the circumstances in which the English reader is placed. | Это обстоятельство, говорили Вы, лишь отчасти обусловлено всеобщим предпочтением иностранного своему; оно зависит еще также от той особой обстановки, в которой находится английский читатель. |
| If you describe to him a set of wild manners, and a state of primitive society existing in the Highlands of Scotland, he is much disposed to acquiesce in the truth of what is asserted. | Если Вы будете рассказывать ему о первобытном состоянии общества и диких нравах, существующих в горной Шотландии, он охотно согласится со всеми Вашими рассказами. |
| And reason good. | И это вполне понятно. |
| If he be of the ordinary class of readers, he has either never seen those remote districts at all, or he has wandered through those desolate regions in the course of a summer tour, eating bad dinners, sleeping on truckle beds, stalking from desolation to desolation, and fully prepared to believe the strangest things that could be told him of a people, wild and extravagant enough to be attached to scenery so extraordinary. | Рядовой читатель либо вообще никогда не бывал в этих отдаленных районах, либо проезжал эти пустынные области во время своих летних поездок. Плохие обеды, убогие ночлеги, нищета и разорение, встречаемые на каждом шагу, достаточно подготовили его к самым необыкновенным рассказам о необузданном, своеобразном народе, так хорошо гармонирующем с диким пейзажем. |
| But the same worthy person, when placed in his own snug parlour, and surrounded by all the comforts of an Englishman's fireside, is not half so much disposed to believe that his own ancestors led a very different life from himself; that the shattered tower, which now forms a vista from his window, once held a baron who would have hung him up at his own door without any form of trial; that the hinds, by whom his little pet-farm is managed, a few centuries ago would have been his slaves; and that the complete influence of feudal tyranny once extended over the neighbouring village, where the attorney is now a man of more importance than the lord of the manor. | Но тот же самый уважаемый читатель, очутившись в своей уютной гостиной, окруженный комфортом английского семейного очага, будет не особенно склонен выслушивать рассказы о том, что его предки вели совершенно иной образ жизни, что покачнувшаяся башня, виднеющаяся из его окна, некогда принадлежала барону, который не задумываясь вздернул бы его на воротах его собственного дома без всякого суда, что батраки, работающие в его маленьком поместье, два или три века тому назад были бы его рабами и что неограниченная власть феодальной тирании простиралась на соседнюю деревушку, где сейчас адвокат играет более видную роль, чем землевладелец.
|