Выбрать главу
"Nay, but I must see the riders," answered Wamba; "perhaps they are come from Fairy-land with a message from King Oberon."- Нет, я должен увидеть этих всадников, - отвечал Вамба. - Может быть, они едут из волшебного царства с поручением от короля Обсрона... "A murrain take thee," rejoined the swine-herd; "wilt thou talk of such things, while a terrible storm of thunder and lightning is raging within a few miles of us?- Замолчи! - перебил его свинопас. - Охота тебе говорить об этом, когда тут под боком страшная гроза с громом и молнией. Hark, how the thunder rumbles! and for summer rain, I never saw such broad downright flat drops fall out of the clouds; the oaks, too, notwithstanding the calm weather, sob and creak with their great boughs as if announcing a tempest.Послушай, какие раскаты. А дождь-то! Я в жизни не видывал летом таких крупных и отвесных капель. Посмотри, ветра нет, а дубы трещат и стонут, как в бурю. Thou canst play the rational if thou wilt; credit me for once, and let us home ere the storm begins to rage, for the night will be fearful."Помолчи-ка лучше, да поспешим домой, прежде чем налетит гроза! Ночь будет страшной. Wamba seemed to feel the force of this appeal, and accompanied his companion, who began his journey after catching up a long quarter-staff which lay upon the grass beside him.Вамба, по-видимому, постиг всю силу этих доводов и последовал за своим товарищем, который взял длинный посох, лежавший возле него на траве, и пустился в путь.
This second Eumaeus strode hastily down the forest glade, driving before him, with the assistance of Fangs, the whole herd of his inharmonious charge.Этот новейший Эвмей торопливо шел к опушке леса, подгоняя с помощью Фангса пронзительно хрюкающее стадо.
CHAPTER IIГлава II
A Monk there was, a fayre for the maistrie, An outrider that loved venerie; A manly man, to be an Abbot able, Full many a daintie horse had he in stable: And whan he rode, men might his bridle hear Gingeling in a whistling wind as clear, And eke as loud, as doth the chapell bell, There as this lord was keeper of the cell. -Chaucer.Монах был монастырский ревизор, Наездник страстный, он любил охоту И богомолье - только не работу, И хоть таких аббатов и корят, Но превосходный был бы он аббат: Его конюшню вся округа знала, Его уздечка пряжками бренчала, Как колокольчики часовни той, Доход с которой тратил он, как свой. [7] Чосер
Notwithstanding the occasional exhortation and chiding of his companion, the noise of the horsemen's feet continuing to approach, Wamba could not be prevented from lingering occasionally on the road, upon every pretence which occurred; now catching from the hazel a cluster of half-ripe nuts, and now turning his head to leer after a cottage maiden who crossed their path.Конский топот все приближался, и, несмотря на увещевания и брань своего спутника, Вамба, которому не терпелось поскорее увидеть всадников, то и дело останавливался под разными предлогами: то рвал с высокого куста незрелые орехи, то заглядывался под проходившую мимо деревенскую девицу, и поэтому всадники довольно скоро настигли их.
The horsemen, therefore, soon overtook them on the road. Their numbers amounted to ten men, of whom the two who rode foremost seemed to be persons of considerable importance, and the others their attendants.Кавалькада состояла из десяти человек; двое, ехавшие впереди, были, по-видимому, важные особы, а остальные - их слуги.
It was not difficult to ascertain the condition and character of one of these personages.Сословие и звание одной из этих особ нетрудно было установить: это было, несомненно, духовное лицо высокого ранга.
He was obviously an ecclesiastic of high rank; his dress was that of a Cistercian Monk, but composed of materials much finer than those which the rule of that order admitted. His mantle and hood were of the best Flanders cloth, and fell in ample, and not ungraceful folds, around a handsome, though somewhat corpulent person.На нем была одежда монахафранцисканца, сшитая из прекрасной материи, что противоречило уставу этого ордена; плащ с капюшоном из самого лучшего фламандского сукна, ниспадая красивыми широкими складками, облекал его статную, хотя и немного полную фигуру.
His countenance bore as little the marks of self-denial, as his habit indicated contempt of worldly splendour.Его лицо так же мало говорило о смирении, как и одежда - о презрении к мирской роскоши.
His features might have been called good, had there not lurked under the pent-house of his eye, that sly epicurean twinkle which indicates the cautious voluptuary.Черты его лица были бы приятны, если бы глаза не блестели из-под нависших век тем лукавым эпикурейским огоньком, который изобличает осторожного сластолюбца.
In other respects, his profession and situation had taught him a ready command over his countenance, which he could contract at pleasure into solemnity, although its natural expression was that of good-humoured social indulgence.Впрочем, его профессия и положение приучили его так владеть собой, что при желании он мог придать своему лицу торжественность, хотя от природы оно выражало благодушие и снисходительность.
In defiance of conventual rules, and the edicts of popes and councils, the sleeves of this dignitary were lined and turned up with rich furs, his mantle secured at the throat with a golden clasp, and the whole dress proper to his order as much refined upon and ornamented, as that of a quaker beauty of the present day, who, while she retains the garb and costume of her sect continues to give to its simplicity, by the choice of materials and the mode of disposing them, a certain air of coquettish attraction, savouring but too much of the vanities of the world.Вопреки монастырскому уставу, равно как и эдиктам пап и церковных соборов, одежда его была роскошна: рукава плаща у этого церковного сановника были подбиты и оторочены дорогим мехом, а мантия застегивалась золотой пряжкой, и вся орденская одежда была столь изысканна и нарядна, как в наши дни платья красавиц квакерской секты: они сохраняют положенные им фасоны и цвета, но выбором материалов и их сочетанием умеют придать своему туалету кокетливость, свойственную светскому тщеславию.