— Разве это много?
Конечно, много для сына шлюхи, родившегося одноруким, который шестьдесят лет только и делал, что толстел да каждую субботу пытался угадать победителей шести заездов на скачках, надеясь вырваться из нищеты. И в этот нескончаемый воскресный вечер Мауро Монагас своим умом пришел к печальному выводу: его жизнь растрачена впустую, растоптана копытами бездельниц лошадей, которые так ни разу и не пересекли финишную черту в предсказанном им порядке.
И тут он сообразил, что забыл заполнить купоны, и это когда впервые в жизни у него на руках оказалось достаточно денег, чтобы сделать серьезную ставку!
~~~
В полночь Айза начала метаться во сне, мучаясь кошмарами, несколько раз перевернувшись, застонала, словно ее истязали, и в конце концов проснулась и села с широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.
Аурелия тут же зажгла тусклую лампочку, которая осветила комнату унылым желтым светом, и Асдрубаль с Себастьяном в свою очередь, хоть и были вымотаны, открыли глаза.
— В чем дело?
— Мы должны уехать.
Они ошарашенно уставились на Айзу. Старший брат первым сел на край постели и пристально посмотрел на девушку.
— Уехать? — переспросил он. — Куда же?
— Не знаю, — призналась она. — Я не знаю, в чем дело, только все в один голос кричат, чтобы я уезжала.
— Кто это «все»?
Ответа не последовало, но, похоже, никто не настаивал на том, чтобы его получить, и Аурелия первая встала с кровати и надела свое единственное платье.
— Ну же, дочка! — попросила она. — Постарайся успокоиться и объясни, что с тобой происходит.
Айза посмотрела на нее, а затем повернулась к братьям. Асдрубаль откинулся к стене, не покидая кровати, и зажег сигарету, хотя знал, что нарушает запрет матери: та не разрешала курить в душной комнате. Он пару раз затянулся и передал сигарету брату, терпеливо выжидая, потому что хорошо знал свою семью и был готов к тому, что, когда младшая просыпалась вот так, среди ночи, дальше могло стрястись все что угодно, какой бы дикостью это ни казалось.
— Мне грозит опасность, — наконец сказала девушка. — Мы все в опасности и должны уехать.
— Сейчас? — удивился Себастьян.
Она уверенно кивнула:
— Сейчас.
Ее брат отрицательно замотал головой.
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул он. — Я целый день таскал мешки и месил раствор. И мне что-то не улыбается бросаться черт знает куда в два часа ночи.
Айза лишь повернулась к матери и повторила с простотой, которая действовала на ту обезоруживающе:
— Если мы останемся, случится что-то ужасное.
— Ты уверена?
— Ты же знаешь, что они никогда не ошибаются.
Аурелия Пердомо внимательно посмотрела на дочь, пытаясь найти ответ в глубине ее глаз, и легким кивком выразила свое согласие.
— Ладно! — произнесла она тоном, не допускающим возражений. — Собирайте вещи.
Себастьян только фыркнул и прикрыл глаза в знак досады и смирения, а Асдрубаль вновь протянул брату сигарету, чтобы хоть как-то его успокоить, и не спеша поднялся.
За стеной Мауро Монагас, разбуженный голосами, открыл глаза и, осознав, что происходит что-то необычное, приблизился к стене, со всеми предосторожностями вынул деревянную затычку и прильнул глазом к отверстию.
Он увидел, что оба брата одеваются, повернувшись спиной к Айзе; та в свою очередь последовала их примеру. В поле его зрения также попали руки Аурелии, поспешно укладывавшие в картонную коробку вещи, разбросанные по комнате.
Он всполошился.
Сердце ухнуло у него в груди, и он почувствовал такую же дрожь в ногах, как когда впервые увидел девушку обнаженной.