— Верно, я посланник короля Каспиана Десятого Мореплавателя, — поспешно подтвердил Боровик. Благоговение, с которым он произнёс имя Каспиана, было заметно невооружённым глазом, и Эдмунд мысленно горько улыбнулся: о да, он понимал. — Его величество услышал о том, что вы посетили наш лагерь, и хотел бы пригласить вас в замок.
— При всём уважении к Кас… его величеству Каспиану, я вынужден отказать, — стараясь говорить непринуждённо, сообщил Эдмунд. — Если ты слышал обо мне, должен был знать и о моей позиции.
— Она мне известна, однако я настаиваю, — не сдавался Боровик. Весь в отца. — Как официальный представитель его величества я заявляю, что никто не желает вам ничего дурного. Орландия испокон веков друг и союзник Нарнии, и путникам оттуда всегда рады в Кэр-Паравале.
— Я не сомневаюсь в добрых намерениях правящей четы, но всё же у меня есть свои причины отказывать. — Боровик выжидающе на него уставился, и Эдмунд объяснил: — Победа над Джадис должна быть заслугой нарнийского народа, а не моей. Я не хочу, чтобы моё имя было вписано в истории и легенды. По определённым причинам Нарния мне дорога не меньше, чем моя родина, и я помогу ей, но не более того. Почести мне не нужны.
— Ваша позиция мне понятна, — заметно погрустнев, сказал Боровик. — Но всё же…
— Какой приказ король отдал на случай, если я не пойду с тобой? — из азартного интереса спросил Эдмунд.
— Никакого. Его величество был бы рад встречать вас в своём замке, но принуждать вас к чему-либо он не желает, — ответил Боровик. Эдмунд еле удержался от того, чтобы хмыкнуть. Ну конечно, это было вполне в духе Каспиана: давать свободу выбора и никого ни к чему не обязывать. «А если бы он любил тебя, примчался бы сюда первым же делом», — ехидно сообщил голос разума. Эдмунд мысленно его задушил. Если Каспиан не приехал, он либо не догадывается, что за маской Франциска Орландского скрывается Эдмунд Справедливый, либо же ему всё равно. Второе, конечно, больнее, но обе ситуации были бы Эдмунду на руку.
— Тогда передай его величеству мои искренние заверения в преданности и почтении. Сам я не приеду в Кэр-Параваль, — отрезал Эдмунд. Если Боровик продолжит его уговаривать, сердце, до сих пор отчаянно рвущееся к Каспиану, могло его предать, и тогда…
— Мне жаль, однако, как я и говорил, я не буду вас заставлять, — печально улыбнулся Боровик. — Всего наилучшего, лорд Франциск. Да пребудет с вами Аслан.
— И с тобой, — кивнул Эдмунд, даже не замечая, что его вновь назвали лордом. Когда полог закрылся, он позволил себе шумно выдохнуть. Всё прошло удачнее, чем ожидалось: Боровик оказался совсем молодым, и если он и знал Эдмунда, то только по легендам и рассказам отца; он умный, но вряд ли догадается всё это сопоставить. Оно и к лучшему. С другой стороны… Каспиан узнал о Франциске, а значит, если учесть его любознательную натуру, вполне может и не удовлетвориться отказом. В таком случае, в интересах Эдмунда как можно скорее победить Джадис и вернуться в Англию, чтобы избежать встречи с тем, к кому всё ещё рвались и душа, и сердце.
Вот только разум говорил не терять контроль, и Эдмунд предпочитал прислушиваться именно к нему.
— Пипайсик! — громко позвал он. Мышь появился в шатре за считанные секунды. — Собери доверенный круг. Нам срочно нужно что-то придумать.
— А как же завтрак, ваш… лорд Франциск? — озадаченно спросил Пипайсик.
— К Таш завтрак, у нас дела поважнее, — Эдмунд поднялся на ноги: высокий шатёр позволял. — Приступаем к делу, слышишь?
— Конечно, — Пипайсик тут же скрылся, и Эдмунд на свой страх и риск покинул шатёр.
Весь день он посвятил тому, что предпринимал все меры для победы над Джадис: тренировался, рисовал схемы потенциальной расстановки отрядов, прикидывал, сколько у них всего будет врагов, и думал, думал, думал. Мысли отвлекали Эдмунда не только от Каспиана, но и от холода: за это время он почти сросся с ним, и хотя ему это не особо и нравилось, выбора не оставалось. По крайней мере, он не мешал Эдмунду заниматься делом, и это главное; остальное можно и потерпеть. Он настолько остервенело рвался в бой, что только под вечер Пипайсику и Реввусу удалось уговорить его вернуться в шатёр, отдохнуть и поесть.
Сидя на одеяле с чашкой тёплого супа в руках, Эдмунд понял, что почти не голоден. Усталость едва ли чувствовалась, а вот еда не только не грела, но и не приносила такого удовлетворения, как раньше. Только из-за аппетитного пряного аромата трав, которого так не хватало в Англии, Эдмунд закончил трапезу и принялся бесцельно перекидывать меч из одной руки в другую, параллельно размышляя о тех деталях ещё не готового плана, разработанного вместе с Реввусом. Именно в таком состоянии Эдмунда и застал Пипайсик.
— Прошу прощения, но у меня кое-что важное, — сообщил он, когда Эдмунд выжидающе на него посмотрел. — Вам просили кое-что передать.
— Кто? — насторожился Эдмунд.
— Этого я, к сожалению, не знаю. Отправитель пожелал остаться неназванным, — обескураженно ответил Пипайсик. — Там какой-то свёрток. Я понятия не имею, что там… может, что-то опасное?
— Как это ты не знаешь, кто передал? — настаивал Эдмунд.
— Этот свёрток мне отдал Брим, ему бобёр, а дальше… Я спрашивал. Внятного ответа мне не дал никто, к сожалению, — Пипайсик склонил голову. — Лорд Франциск, вы хотите это видеть?
— Да, — кивнул Эдмунд. — Хочу. Принеси, пожалуйста.
— Конечно, — Пипайсик покинул шатёр, а вернулся со свёртком в два раза больше его самого. Внутри находилось что-то бесформенное: по крайней мере, Эдмунд не смог по очертаниям угадать, что там внутри. — Я буду рядом на случай опасности.
— Хорошо, — Эдмунд подвинулся ближе. Если бы внутри было что-то живое, оно давно бы вылезло оттуда; значит, там нечто другое. Конечно, в Нарнии могли находиться любые артефакты, но какой из него рыцарь и (экс) король, если он не может решиться даже на такую малость? Протянув руку, Эдмунд снял ткань с предмета…
…через мгновение он, не сдержав вскрик, отдёрнул ладонь, будто бы его ошпарили.
— Что случилось? — Пипайсик удивлённо переводил взгляд с Эдмунда на предмет под тканью, не понимая, что могло вызвать такую реакцию.
— Оставь меня, — хриплым, почти безумным тоном прошептал Эдмунд. — Оставь меня, Пипайсик.
Он не слышал, как мышь покинул шатёр: всё внимание принадлежало цветущей ветке акации, лежавшей посреди одеяла. Конечно, кому-то другому предмет мог показаться вполне безобидным, но Эдмунду… Чёрт побери, только не ему.
Пипайсик сказал, что никто не знает имя отправителя; что же, а Эдмунду точно было это известно. Глядя на ветку, будто бы она являлась его смертным врагом, он вспоминал событие, сделавшее его когда-то самым счастливым человеком во всех мирах.
***
— Никогда не видел такого в Нарнии, — восторженно выдохнул Каспиан, рассматривая пробуждающиеся от тысячелетнего сна деревья. Эдмунд усмехнулся: наблюдать за восхищённым принцем было крайне занятно.
— Скажем так: ты в принципе ещё не видел Нарнию, — с лёгкой иронией ответил он. — Тебе хотя бы раз доводилось выходить из дворца?
— Да. Я бывал в нашем саду. Но, впрочем, ты прав: в истинной Нарнии я не был никогда, — Каспиан совсем по-детски просто улыбнулся. — И, знаешь, не жалею, что сбежал.
— Ещё бы ты жалел: твой дядя прикончил бы тебя, останься ты ещё хоть на час, — хмыкнул Эдмунд, хотя внутри у него разливалось мягкое тепло, когда он видел такого радостного Каспиана. — И, в общем-то, главное, чтобы ты не жалел о том, что позвал нас.
— Да что ты? Я ни в коем случае не жалею об этом, — пылко произнёс Каспиан, и что-то в его тоне заставило Эдмунда отвернуться и ощутить прилив жара к щекам.
Он и сам не знал, как так вышло, но они с Каспианом проводили очень много времени вместе. Питер на это мог лишь презрительно фыркать, но Эдмунду было всё равно. Просто в какой-то миг их отношения с наследным принцем Тельмара стали чуть ли не дружественными, и никто из них не имел ровным счётом ничего против. Эдмунд долго думал об этом и пришёл к выводу, что ему просто нравится общаться с Каспианом; проблема лишь в том, что такого ощущения у него никто и никогда ранее не вызывал.