— Разве это вред? — горько усмехнулась я. — Память — это боль, от которой я хочу избавиться…
Лянка осуждающе покачала головой, продолжая смотреть куда-то вдаль:
— Память — это часть тебя. Потеряешь ее — утратишь свою суть. Мы, мавки, не помним того, что было в нашей жизни до этого озера. И это мучает нас — каждая втайне мечтает вспомнить свое прошлое. Увы, память и чувства — дар, который есть только у людей. Не совершай глупость, отказываясь от них.
Я сжала гребень до побелевших костяшек на пальцах и упрямо мотнула головой. Видимо, Лянка поняла, что спорить со мной непросто. Она что-то коротко прошептала, и поверхность озера забурлила, вскипела белой пеной. Из темной глубины к берегу скользнула огромная тень размером с коня и замерла на мелководье, высунув из воды часть спины с острым плавником на ней. По гладким чешуйчатым бокам стекала вода, над верхней губой шевелились два уса, покрытых слизью. Гигантский сом распахнул пасть, усеянную мелкими острыми зубами, и приветственно клацнул челюстями.
— Ступай, — коротко приказала мне Лянка. — Прокатись, найди уединенное место, и побудь там. Подумай. Даю тебе сутки. Если не передумаешь, приходи снова, и я выполню твою просьбу.
Рыба повернулась гладким боком к берегу, подставляя мне жесткие плавники. Думаю, Лянка ждала, что я испугаюсь и отступлюсь. Но я сдаваться не собиралась, мне было уже решительно все равно. Спрятав гребень, я вскочила верхом на скользкий бок, пахнущий тиной, и таинственное создание нырнуло вместе со мной в глубину озера. Я вцепилась в плавники и против воли задержала дыхание, но волны вокруг меня не спешили смыкаться. Ледяная озерная вода окатила меня водопадом, мир сделал оборот вокруг, и спустя мгновение я мокрая и абсолютно невредимая обнаружила себя посреди широкой равнинной реки.
Чудо-юдо-рыба-конь мчалась против течения, и ночной воздух упругой волной бил мне в лицо. По берегам проносились темные тени лесов, громады холмов и изредка светились огнями уютные деревушки. Меня покачивало на волнах, и время от времени обдавало холодными речными брызгами. Капли воды стекали по моему лицу, смешиваясь со слезами, которые я не торопилась утирать. Я плакала, и невыносимая боль, гнездившаяся в моем сердце, становилась чуточку легче…
Глава 12
Огромная рыбина, видимо, не особо жаловала солнечный свет. Когда на востоке заалел небосвод, таинственное создание сбросило меня на мелководье, и скрылось в илистой глубине, обдав напоследок речными брызгами.
Лянка оказалась права. К рассвету мне стало легче, и желание расстаться с собственной памятью отступило на задний план. В голове гнездилась пустота, и я просто созерцала, как мир заполняется яркими красками дня. Солнце живописно поднималось над горизонтом, а мне совершенно не хотелось возвращаться домой. Потому я выбралась на сушу и медленно побрела вдоль берега, глазея по сторонам.
Широкая гладь реки была спокойна, лишь мелкая зыбь выдавала в ней наличие течения. Дальний берег был пологим и терялся где-то на горизонте, а ближний постепенно повышался, становясь все круче и обрывистей.
Уединения мне отыскать не удавалось. Сначала я встретила крестьян, которые занимались неподалеку покосом травы, а потом и деревенское стадо коров. Возле них в теньке дремал конопатый пастушонок лет тринадцати-пятнадцати.
Отчаявшись отыскать спокойный уголок, я решила расположиться неподалеку от десятка пасущихся коз. Заботливые хозяева привязали их к колышкам подальше от обрывистого берега. Несмотря на то, что места хватало с избытком, козы глазели на меня с неодобрением, видимо, всерьез опасаясь, что я съем самую вкусную траву на их пастбище. Я показательно устроилась поодаль, почти на самом краю обрыва, и повернулась к животным спиной.
Некоторое время все было относительно спокойно, а потом за моей спиной раздался раздраженный голос:
— У-у, заразы рогатые!
Я оглянулась. Профессор Лесовски с неприязнью смотрел на ближайшую к нему козу.
— Ме-е-е! — обиженно ответила та и, наклонив голову, бросилась в атаку. Девар ловко увернулся от острых рогов и торопливо увеличил дистанцию, постаравшись оказаться вне зоны поражения.
Коза еще раз возмущенно мекнула, ругаясь на свою слишком короткую привязь. Профессор сделал вид, что не разобрал угрозы в голосе животного, и с нарочито невозмутимым видом двинулся в мою сторону.
— Тебя вообще-то студенты уже заждались, — сообщил он, усаживаясь рядом со мной на край обрыва. Песчаный берег круто уходил вниз, и я против воли подумала, как бы мне хотелось дать Змею пинка, чтобы он спикировал в омут со своими напоминаниями про работу. Впрочем, Горыныч даже не подозревал, какой опасности подвергается его драгоценное профессорское тело, продолжая, как ни в чем не бывало: — Они поднялись на рассвете, и уже слоняются по поляне, ломая голову, какое очередное самоубийственное задание ты им дашь. Причем делают это с предвкушением! Кажется, им нравится твоя практика. Эх, испортила ты студентов…