— Это еще хуже! Зачем ты ходил к нему? Бойцов — человек с очень широким кругозором, научным и административным (выделяет слово «очень»), он мог хотя бы посоветовать... Или передумал? Нет? Тогда не понимаю! — возбужденно выстукивает дробь пальцами по столешнице.
Я и не думаю дальше оправдываться, признаю свою вину. Действительно, несмотря на мои сомнения и неожиданность поступка деда (незадолго до этого Николаев просил меня не спешить с кафедрой ОПП), несмотря на все это, раз уж такой разговор состоялся, я должен был пойти к самому Василию Васильевичу. Я мог проявить гибкость — прийти за советом, а не за местом на кафедре... Прийти было нужно! Когда за тебя хлопочут люди, следует быть внимательным и четким. А с дедом — особенно, он крайне щепетильный человек... Его помощник говорил мне: «Георгий Александрович вас любит, но не дай Бог однажды подвести его или обмануть. Это — навсегда...» Мне стыдно.
Николаев прерывает мои мысли.
— Знаешь, Сережа, когда ты что-то уже делаешь, стоит не семь, а семьдесят раз отмерить, прежде чем отрезать. Но на стадии знакомства нужна легкость мотылька. Пришел, поговорил, это ведь ни к чему не обязывает.
Повисает молчание. Пытаюсь перевести разговор на другую тему (а на душе тяжело):
— Георгий Александрович, хотите взглянуть на список прочтенных мною книг за прошлый год?
Он оживляется: «Давай, это интересно». Внимательно изучает мой отчет, радостно вскрикивая время от времени:
— О, «Кандид»!... Ах, «Шагреневая кожа»!.. Гомер... Помнишь начало «Илиады»: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, / Грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял...»?
Переходит к разделу «Биографии»:
— Нет, биографии я не читаю, не люблю.
Быстро просматривает раздел «Наука», поворачивается ко мне, уже окончательно повеселевший, крепко жмет руку и ласково «гудит»:
— Молодец, Сережа. За это можно и Бойцова простить.
Сменив гнев на милость, академик не прочь порассуждать об экономике.
— Мне кажется, в экономике теория и практика — совершенно разные вещи. Теория — одно, а практика работы заводов или магазинов — другое... Сейчас нужен какой-то крупный прорыв. В общественных науках признание зависит от положения человека в обществе. У Михаила Сергеевича Горбачева много хороших идей. Но, допустим, он был бы просто секретарем райкома. Его подняли бы на смех. Разоружение? Пришел бы какой-нибудь полковник и сказал внушительно: «Страна, Михаил Сергеевич, должна быть сильной». Или если Хрущев был бы просто туристом. Вернулся из Америки, предложил выращивать кукурузу. ВАСХНИЛ ответила бы хохотом... Если Зельдович предлагает что-то, ему возразить не могут, потому что в физике ни черта не понимают. А в экономике всяк считает себя знающим.
Дед, оказывается, знает о меркантилистах, физиократах, Риккардо, мальтузианцах, хорошо разбирается в диалектике, философии. К месту вставляет цитаты из Некрасова. Смотрит на меня с интересом:
— Ты уникальный человек. Молодежь, которую я знаю, ищет технические, физические, биологические науки. Но на моей памяти к политэкономии ты тянешься первый.
Переходим к техническим наукам.
— Мне было легко в сварке: в конце двадцатых я начинал одним из первых. Когда три-четыре года спустя пошло одно постановление за другим о развитии сварки, волна буквально вытолкнула меня на поверхность. Потому что другие не знали, а я знал. Не семи пядей во лбу — просто первый! Посмотри, сколько книжек на полке... А теперь сделать что-нибудь, знаешь ли, трудно. Все, что легко, уже сделано.
В том же ключе он рассказывает о строительной механике («Наука уперлась»), о космонавтике («Хорошо было первым, кто применил ньютонову механику к движению ракет; было взрывное развитие, а сейчас шлифуют частности»),
Я продолжал попытки попасть в отряд космонавтов. А в августе 1988 года я принял неожиданное для многих, но естественное для меня решение об уходе из фирмы. Два с половиной года я был редактором экономического раздела в советско-западногерманском журнале машиностроителей «Экономика + Техника». В составе большой делегации побывал в Штатах на «Диалоге восходящих лидеров СССР и США», шумном, весьма помпезном форуме, на котором, однако, завязалось множество контактов.
В 1989 году я стал финалистом всесоюзного конкурса журналистов за право полета в космос. Однако был забракован медицинской комиссией. Я не показывался у Николаева почти два года, так как был занят основной и общественной работой и сверх этого факультативно посещал занятия в Центре подготовки космонавтов в составе группы общекосмической подготовки журналистов и врачей в свободное от работы время...