В моем опустошённом мозгу возникла мысль: «Это они мне в больнице хотят сообщить об уже состоявшейся смерти Дау». «Больница» — это слово наводило ужас:
— Нет, нет. В больницу ни за что! Я не хочу в больницу, у меня нет сил! Умоляю насильно не везите в больницу!
Я беспомощно цеплялась сама не знаю за что. Хотелось верить в надежду на жизнь Дау. Кто-то подошёл и сказал: «Пожалейте сына. Ему будет очень тяжело ухаживать за вами. Вас необходимо госпитализировать».
Приехала моя племянница Майя. Она сказала:
— Кора, ведь Гарик все ночи напролёт проводит у твоей двери.
Бедный мой мальчик. Я этого не знала. Согласилась ехать в больницу.
— Майя, а ты останешься с Гариком?
— Да, останусь.
— Ты только сразу что-нибудь продай. Все деньги из дома у меня забрали Лившицы. Корми Гарика.
— Хорошо. Я все сделаю.
В больнице Академии наук меня уже три дня ждала отдельная комфортабельная палата. Но в ней нет телефона, и я не знаю, что там в больнице № 50. Наступила ночь. В сердце вполз щемящий страх. Все ещё звенят слова: «Надежды больше нет. Ландау умирает». Что-то мешает лежать. Это оказались радионаушники. Я положила их на тумбочку. Вдруг в тишине ночи раздались тихие траурные мелодии. Они неслись с тумбочки из невключенных наушников. Я тщательно завернула их в толстое мохнатое полотенце, запрятала в тумбочку. Но траурные мелодии нарастали. Звуки шли из розетки радиосети. К этой душераздирающей музыке ещё добавился странный шелест бумаги. Открываю глаза: на меня сыпятся газеты, в которых некрологи, некрологи, некрологи! Газеты издают удушливый запах свежей краски. Я начинаю задыхаться, с трудом надеваю халат, цепляясь за стены, открываю дверь в коридор. Там приглушённый свет, запах краски и музыка исчезли. Навстречу идёт медсестра.
— Почему вы не спите?
— Сестричка, милая, где-нибудь на этаже есть городской телефон? — Сейчас глухая ночь. Куда вы будете звонить?
— В больницу № 50. Там дежурный физик снимет трубку. Медсестра привела меня к телефону. Набрав номер, я спросила о состоянии Ландау. Ответили сейчас же: «Улучшений нет». Видно, им там не до сна.
— А Фёдоров у него?
— Да! Фёдоров не отходит от Ландау. Если бы не он, мы давно уже потеряли бы Дау. Кора, я узнал вас. С вами говорит Семён. Как вы себя чувствуете? Говорят, что вы в больнице?
— Да, Семён, я звоню из больницы. Спасибо! До свидания!
Это был тот самый Семён, которого Даунька спешил спасать! Он сказал, что Фёдоров не отходит. Это сообщение Семена вселяло какие-то крохи надежды. — Сестричка, я посижу здесь у окна.
— Нет. Пойдёмте, я вас уложу.
— Ведь я все равно не засну.
— Давайте я вам сделаю укол, заснёте от укола.
— Но там в палате какой-то запах. Там надо все проветрить.
— Хорошо, я проветрю и через десять минут приду за вами.
Когда сестра опять водворила меня в палату, снова на меня стали сыпаться газеты с некрологами и удушливой краской. Тайком я выбралась из палаты и устроилась в тёмном углу коридора. С рассветом вошла в палату. Все галлюцинации исчезли.
В десять часов утра пришёл главный врач Хотько. Я впилась глазами в его лицо. Оно было спокойно. Добрые глаза. Нет, этот человек не принёс мне страшной вести. Он сказал:
— Я только что получил сообщение из больницы № 50. Состояние академика Ландау выравнивается. Температура упала. Этой ночью из Америки прилетел самолёт, он привёз специально для Ландау новые страшной силы антибиотики. Физики сразу их доставили в больницу, и смерть отступила. Эти антибиотики потушили пожар в лёгких. Вечером я ещё раз зайду к вам, как только получу сведения о вашем муже. Но мне доложили, что вы ночь провели вне палаты. Вам нужно успокоиться и набраться сил. Ведь вам придётся ставить мужа на ноги.
Эти слова в буквальном смысле слова оказались пророческими! Этот бог ужасно плохо создал тело человека. Оно слишком ранимо, слишком беззащитно. А куда же подевались те дьяволы, которые за роспись человеческой кровью скупали души? Где разыскать такого дьявола? За жизнь Ландау не только я, все его ученики-физики продали бы свои души!
На все религии, на всех богов я затаила зло. Почему с таким пакостным человеком, как Женька Лившиц, все так благополучно? Почему бог открыл ему зеленую улицу в жизни? Сегодня он дал слово Дау отвезти его не в Дубну, а лишь на Московский вокзал. Завтра без зазрения совести взял своё слово назад — из-за отсутствия совести как таковой.
Терзаясь такими мыслями, я лежала в палате. Вошла медсестра:
— Вас сейчас будет осматривать профессор-психиатр.
— Меня? Психиатр? А зачем? Мне психиатр не нужен.
— Это вам так кажется, а в наше нервное отделение очень часто к больным приглашают психиатров из психиатрических лечебниц.
— А бывают случаи перевода из вашего отделения в психиатрические?
— Конечно, бывают.
Вошёл психиатр и с ним врач Зарочинцева. Интуиция подсказала мне скрыть ночные галлюцинации.