День был на славу тёплый, солнечный, ничего не говорило о том, что календарь уже потерял свои два листка первого месяца зимы, небольшой снег, выпавший, в ноябре, исчез. По гладкой, чистой, отшлифованной ленте шоссе легко мчала нас машина на встречу с Прагой. Машина роскошная, длинная, Дау легко протянул ноги, обратив своё внимание на мягкую красную кожаную обивку внутри. «Как красив этот красный цвет! — сказал он, улыбнувшись. — Корочка, ты молодец, что привезла меня сюда, я, кажется, выздоравливаю, боли все время ослабевают».
В начале пути он читал стихи, потом стал обращать внимание на замки, возвышающиеся вдали, на изумрудную зелень полей.
Я с ужасом ждала, когда он начнёт требовать уборную. Но улыбка не сходила с,его лица, рядом сидела Мариечка, делая периодически массаж левой руки. Он весело стал дразнить Марийку.
— Мариечка, пожалуйста, чему вас учили в школе?
— Лев Давидович, я уже сто раз вам сказала: «Ваш великий советский учёный Лысенко на практике дополнил теорию нашего чешского учёного Менделя».
Дау весело рассмеялся:
— Так, очень хорошо! А теперь, Мариечка, скажите, что я вам сказал о величайшем учёном в веках, о чехе Грегоре Менделе!
— Вы мне сказали так: скромный аббат Бренского аббатства, Грегор Мендель прославил свою родину Чехию своими гениальными открытиями. В биологии он является родоначальником генетики, его открытия показывают, как нужно сознательно вмешиваться в жизнь растительного и животного мира методом, необычайно полезным для человечества. Его работы стали для учёных всего мира ключом ко многим открытиям в этой области науки. Лев Давидович, кажется, все заучила на память.
— Нет, Мариечка, не все, нужно ещё добавить, говоря о великом учёном Грегоре Менделе: преступно упоминать рядом фамилию неграмотного фанатика, авантюриста Лысенко. В Советском Союзе был выдающийся учёный генетик Николай Вавилов, он своими выдающимися трудами в генетике действительно развил и углубил учение гения Чехии Грегора Менделя. Николай Вавилов был признан одним из лучших генетиков мира. Но грязные, подлые интриги неуча Лысенко, к сожалению, вышли за пределы науки и были причиной безвременной гибели гениального учёного Николая Вавилова. Я знаю, я читал все его работы, я всегда преклонялся перед гениальностью его работ. Они вошли в сокровищницу науки мира по генетике. Это очень интересная область в науке, но, конечно, самая интересная наука это физика. Как я по ней соскучился! Как я хочу скорей выздороветь и как зверь наброшусь на науку!
Потом тихо и грустно зазвучала лирика Лермонтова. Я была счастлива. Дау не требует туалета, неужели я доживу до той минуты, когда мой Даунька мне объявит: «Коруша, все боли кончились, я здоров!». Ещё будут чудесные протезные ботинки, скоро увижу Прагу, там есть какой-то знаменитый собор.
Перед Прагой он немножко начал скулить насчёт туалета, но без истерики. Вот и Прага, вот наш отель. А наши апартаменты привели меня в уныние — я растерялась, сразу заработала мысль: чем я буду расплачиваться? Марийка сообщила, что её комната рядом, эта новость не принесла облегчения: и её отель мне поставит в счёт. А когда нам сервировали стол в гостиной для обеда, меня обуял страх: меню обеда дополняли вина, фрукты, шоколад. Эти все яства полностью лишили меня аппетита. Потом вспомнила, что Халатников перед отъездом мне сообщил, что в Праге изданы все тома теоретической физики Ландау. Так если сам автор в Праге, ему, возможно, выплатят гонорар. Ура! Выход найден.
Ночью Дау встал только два раза. Неужели Дау вылечили эти знаменитые кишечные промывания! Утром стала думать, как связаться с физиками, разузнать о гонораре. Тем более я вспомнила давнишние разговоры о том, что академик Гинзбург писал научные статьи, публикуя их в разных социалистических странах, а потом его жена ездила по туристическим путёвкам и получала гонорары, причитающиеся её мужу. Правда, мне тогда казалось, что по нашим советским устоям в этих операциях есть некая нетактичность. Я знала законная иностранная валюта граждан Советского Союза оформляется через банк. У Дау в банке на Неглинной свой счёт, но я не имела права через границу, даже социалистическую, перевозить валюту. Вероятно, меня никто бы не осудил, если бы я взяла с собой чек на тысячу долларов, международная премия Фрица Лондона. Я вспомнила об этом чеке, который много лет лежит в письменном столе у Дау, как бы он меня сейчас выручил. Нет, это просто ужасно думать все время о том, что ты не в состоянии оплатить счёт в иностранном отеле, где лауреата Нобелевской премии так гостеприимно приняли и так щедро угощают завтраками, обедами и ужинами, наш стол в гостиной постоянно уставлен винами, фруктами и шоколадом. Администрация отеля, вероятно, не подозревает, что нереализованный чек на Нобелевскую премию также покоится в письменном столе Дау в Москве. Эти мысли меня терзали после роскошных завтраков, обедов и ужинов. На всякий случай попросила Мариечку: «Пожалуйста, на мою долю на завтра ничего не заказывайте, у меня уже юбки не сходятся, я хочу похудеть, не буду ни завтракать, ни обедать, ни ужинать». — «Этого нельзя, — очень решительно ответила Марийка. — Все меню я заказала ещё вчера».