— Учитель, я пришёл к тому же мнению вчера вечером. А вот работа: (был назван какой-то физик из Швейцарии, если я не ошибаюсь)…
Оба с упоением пришли к выводу: работа стоящая. Дау добавил: «какую пользу это может внести, в конце концов, в науку».
Чук пришёл в полный восторг. Чук опять подчеркнул, что в той области, которой Дау занимался последние свои два года, 1960-1961-е, ещё ничего не сделано. Эту проблему все физики мира считают неразрешённой. И, по-видимому, никто над этой проблемой не работает.
— Учитель, твоё открытие ждёт тебя! Понимаешь, учитель, новые Эйнштейны и Боры ещё не родились. И, кроме тебя, сейчас нет физика, который смог бы осилить эту проблему, за которую ты взялся в 1960 году и когда ты её разрешишь — переплюнешь самого Эйнштейна.
— Чук, не говори ерунды. Эйнштейна переплюнет Володя Грибов!
— Учитель, ты прав. У Грибова мощнейший талант. Меня он уже переплюнул. Ну, а тебя, учитель, как и Эйнштейна, переплюнуть невозможно!
Это все, что я вынесла из их разговора. Не знала я, что тогда мне было необходимо запомнить хоть какие-нибудь физические термины. Не понимая их, я их не фиксировала, к сожалению, в своей памяти. Не знала я, что присутствую, когда Дау и Чук разговаривали в последний раз.
Сам Чук исхудал, выглядел святым мучеником. Дау не сводил с него глаз.
— Учитель, — сказал на прощение Чук. — Ты ведь знаешь, я никогда тебя ни о чем не просил.
— Да, Чук. Это так!
— Учитель! Сейчас у меня к тебе просьба. Пожалуйста, проголосуй за Мигдала. В приближающихся выборах он будет баллотироваться в академики. Он достаточно талантлив, он должен стать академиком.
— Чук, я не могу тебе отказать. Я проголосую за Мигдала. Его талант этого стоит, хотя наука понесёт ущерб. Он разленится и может бросить работать. Даю тебе слово: голосую за Мигдала по твоей, Чук, просьбе.
Перед очередными выборами физики зачастили к Дау. Пришёл и Мигдал вместе с Артюшей Алиханьяном. К Артюше Дау ещё со студенческих ленинградских лет, по-моему, питал очень тёплые чувства.
А после войны они стали просто неразлучными друзьями. Очень часто я, Дау в компании с Артюшей посещали кино, рестораны, встречались по-дружески.
Приходу Артюши Дау очень обрадовался. А Аркадию сказал: «Миг, я голосую за вас. Умирающий Чук просил меня об этом. Я отдаю дань вашему таланту, но боюсь, что причиню ущерб науке».
Как-то, наконец, пришёл и Женька. Я так боялась, что вдруг Дау его выгонит. Но Дау поднялся, ни слова не говоря, пошёл в туалет.
Дау не спешил к Женьке. Выйдя из туалета, он прошёл ещё в физкультурный кабинет, сделал несколько упражнений, мне казалось, он не хочет разговаривать с Женькой.
Не успел Дау лечь в постель, вбежал Шурка Шальников. — Дау, знаешь, Женю наш учёный совет выдвинул в членкоры. Ты будешь за него голосовать?
— Женьку в членкоры? — удивлённо протянул Дау. — Ну, конечно, нет!
Женька красный, как ошпаренный рак, выскочил вон.
— Удивительно, почему со мной не посоветовались. Я очень хочу провести в членкоры на этих выборах Халатникова. А Женька — он ведь не физик.
Дау встал и в волнении стал ходить, потом решительно пошёл в библиотеку, позвонил по телефону П.Л.Капице. Пётр Леонидович сам снял трубку.
— Пётр Леонидович, у меня к вам просьба. Пожалуйста, перед голосованием передайте нашему отделению моё пожелание. Я считаю, что самый достойный кандидат в членкоры от нашего отделения только Халатников.
Пётр Леонидович ответил:
— Дау, устно объясняются только в любви. Напишите ваше ходатайство за Халатникова в письменной форме. Я прочту нашему отделению ваше пожелание. Дау написал, и я лично отнесла эту записку Капице. Ну, а Женька, выскочив от Дау, сел в свою «Волгу» и начал поочерёдно объезжать всех академиков, от которых зависило его избрание. Рыдая, что Дау окончательно сошёл с ума: за лучшего друга и своего соавтора отказывается голосовать. Зельдович откликнулся на Женькин вопль, он зашёл к Дау.
— Дау, мне Женя сказал: вы не хотите за него голосовать?!
— Яша, а вы не находите это естественным?!
— Дау, но ведь его работы… — он перечислил их. — Они не только хороши, они принадлежат к классичес ким работам в этой области теоретической физики.
Дау очень сердито воскликнул:
— Яков Борисович, вы это смеете говорить мне? Вы-то отлично знаете цену этим работам.
Лифшиц стал членкором АН СССР вопреки желанию своего учителя. Это было в июле 1966 года.
Лето 1966 года. Мы никуда не поехали, на моё заявление на путёвки в Крым наш лечебно-бытовой отдел предложил путёвки обыкновенные, мотивируя тем, что даже всех членов Президиума они в этом году не смогли обеспечить люкс-путёвками.
После смерти мамы на дачу не поехали. Лето было очень хорошее. Частые посещения Вишневского и Симоняна оправдали проведение этого лета в Москве. А вдруг, надеялась я, в один момент блокада Вишневского снимет боли и Дау будет здоров.
Очень много Дау гулял в институтском парке. Выходя на прогулки, нос к носу встречался с Женькой, но тот с высоты своего членкорского величия Дау не замечал, не здоровался.
В конце лета в Москве состоялась международная конференция физиков по низким температурам. Приехали иностранцы. Среди них был английский физик Шёнберг. Он и раньше приезжал в институт П.Л.Капицы. Около года даже работал в Институте физпроблем, знал всех сотрудников хорошо. Прежде чем навестить Дау, он зашёл к Женьке. Женька сдуру показал Шёнбергу все те именные подарки, которые были вручены Дау в день его пятидесятилетия. Шёнберг пришёл в восторг от подарков, которые Женька выкрал из нашей квартиры в наше отсутствие.