С ремонтом я справилась одна. Побелить стены и потолок с добавлением синьки и охры было нетрудно. Но в комнате Дау надо было соорудить очень тяжёлую, задёргивающуюся шнурами штору, смягчающую шум с улицы. Дау всегда очень плохо спал. Во время эвакуации кому-то понадобились клыки над окном у Дау, на которые вешают шторы, и их вынули вместе с кирпичами. По моей просьбе слесарь института выковал два добротных костыля, и я вмуровала их в стену цементом с кирпичами.
Прошли годы, отгремела война. Лившицу дали верх первой квартиры, три комнаты. Ему понадобились клыки — повесить штору. Я готовила обед, слышу — наверху грохот. Я решила: вероятно, ремонтируют крышу. Но Дау зашёл в кухню и сказал: «Коруша, там Женька наверху в моей комнате забирает свои гвозди, очень стучит, я позанимаюсь у тебя внизу». — «Так это он выколачивает мои клыки, их вынуть невозможно!».
Через несколько секунд я была в комнате Дау. Сорванная штора валялась на полу. Женька в ботинках на письменном столе Дау пытался выбить клыки принесённым молотком. Объясняться было некогда. Я столкнула его со стола, он упал. Увидев меня разъярённой, он на четвереньках быстро пополз к лестнице. При помощи ноги я помогла ему преодолеть спуск в один миг. Дау вышел на шум в коридор, Женька распластался у его ног.
— Коруша, в чем дело?
— Твой Женечка ошибся, эти гвозди мои, я их заделала цементом и кирпичами после эвакуации, выбить их невозможно. Дау, как он посмел сорвать штору и учинить такое свинство?
— Женька, так эти гвозди не твои? Виноват ты. Проси прощения у Коры.
— Его извинения мне не нужны. Как ты можешь, Дау, терпеть эту тварь возле себя?
— Коруша, я согласен, Женька очень плохо воспитан. Я стараюсь его перевоспитать, но он бывает забавен. Ведь он по-настоящему терзается, когда ему нужно разменять рубль.
Глава 21
Когда я собралась родить, я оставила работу. Дау тоже очень хотел ребёнка. Его нежность и заботы обо мне возросли. Он выяснил, что по этому профилю лучший врач страны — Сперанский, родственник Петра Леонидовича Капицы. Дау сам повёл меня на приём к Сперанскому. Сперанский его успокоил: все в норме, ваша жена здорова, сложности и опасности исключаются. Он гарантировал, что у нас родится дочь.
— Даунька, дочку назовём Леночка.
— Я не возражаю. Но, Коруша, имей в виду, у нашей Леночки будет мой нос.
Когда я услышала слова: «У вас родился мальчик, посмотрите на него», меня захлестнуло счастье. Мальчик, мальчик! Такое гордое, такое безбрежное счастье я испытывала впервые. Впилась глазами в лицо малыша — крутой лоб и рот Дау. О таком счастье я даже не смела мечтать. «Доктор, а почему он так кричит?» — «Это самое лучшее, что он сейчас умеет». Я так хотела Леночку, почему же я так гордо затрепетала, когда сказали «мальчик»? Я стала более высокого мнения о самой себе!
Произошло это событие 14 июля 1946 года.
— Коруша, как ты умудрилась родить сына в такой знаменательный день — вся Франция празднует эту дату!
Дау был горд и счастлив, он сам дал сыну имя Игорь. — Коруша, а дома будем звать его Гарик.
— Даунька, а нос у нашего мальчика — мой.
— Все равно, Коруша, он у нас гибрид. Мы в разумном возрасте завели ребёнка, все выдающиеся люди, по статистике, рождались от поздних браков или были младшими детьми в семье. Конечно, в большинстве случаев от довольно талантливых родителей. Коруша, возможно, ты родила гения! Я достаточно талантлив, чтобы быть отцом гения?
Дау не предполагал, что после смерти его именно так и назовут. Но у гениальных отцов, по статистике, гении не родятся, и у их сыновей, даже одарённых, очень трудная жизнь. Тогда я тоже этого не знала. Вся ушла в бытовые мелочи: пелёнки, кормление сына. Когда мальчику исполнился месяц, я слегла от простуды. Болеть было некогда, белый стрептоцид не принимала: боялась испортить молоко. Через три дня все прошло.
А некоторое время спустя на ноге в области вены обнаружилось странное вздутие, безболезненное, и я не обратила на него внимания. На той же ноге, опять на вене, появилось ещё одно безболезненное вздутие. Показала врачу: диагноз серьёзный — послеродовой тромбофлебит. Лечения никакого, только строгий постельный режим. Если тромб оторвётся — моментальная смерть. К счастью, приехала моя мама. Дау очень испугался, созвал всех знаменитых врачей ко мне. Пришли профессора медицины, возле моей кровати увидели младенца. Да, это послеродовой тромбофлебит. Абсолютный покой, лечения никакого. Но потом эти загадочные шарики выступили повсюду, уже не на венах, раздулись колени, ноги отекли, вся плевра лёгких покрылась эритематозными узлами. Оказалось, консилиум профессоров ошибся.
Выяснилось, что после ангины у меня возникло осложнение — системное заболевание — эритеманозозум, или узловой кожный ревматизм. Думаю, что если бы я обратилась в простую районную поликлинику, мне бы дежурный врач прописал аспирин три раза в день, на пятый день я была бы совсем здорова. А так я в течение года не могла ходить. Потом два раза в год Мацеста. Я кое-как встала на ноги. Но навсегда запомнила: медицина несовершенна. Врачам надо верить с опаской и не всегда.