— Да чего там, выкладывай уже все. А то светишься как солнце в глаза, того и гляди жмуриться начнем слезы растирая.
Подстегнула на рассказ Настю, Татьяна. Академик, внимательно разглядывая стесняющуюся и давящую в себе довольную улыбку женщину, в это время, аккуратно принимал от Татьяны пиалу со свежезаваренным чаем, с душистыми травами, наполняющими своим терпким ароматом помещение кухни.
— Ну, в общем я в трейсеры пристроилась. В баре, Холод новичков набирал, так я и решила, сколько можно на посылках у грязного мужичья быть. То принеси, это унеси, нашли девочку на побегушках, твари конченные. Нужно становиться самостоятельной, вон, Таня бар хочет выкупить у Арменки. А я что, на шее буду сидеть у вас, трейсеры зарабатываю за одну охоту как вам и не снилось. Правда пока только по мелочи будем охотиться, сперва надо денег на снарягу собрать. А там, как подрастем да опыта наберемся, так и пойдем уже на серьезную охоту, может даже жемчуг добывать будем.
Чем дальше слушал Академик эту восторженную речь Насти, тем больше впадал в ступор, он даже ни разу не отхлебнул из пиалы во время рассказа женщины, продолжая держать ее в руке под конец еле терпя обжигающую пальцы боль.
— Настенька, а этот, как его, Холод, много охотился на зараженных?
Восторженное восприятие Насти, охоты на не человеческий вид жителей Улья, для Академика звучал болезненно, ему представилось, как кто-то неведомый, может ради наживы убивать членов его стаи, с ухмылкой потрошить их споровые мешки, ругая убитых за малую добычу для себя. От таких ярких видений, в душе у мужчины все запылало ненавистью, а руки непроизвольно сжались в кулаки до треска в сухожилиях. Вернула его в реальность, пиала, упавшая на пол и со звоном раскидавшая свои осколки по кухне. Стоящие замершими мышками, женщины испуганно смотрели на него, не зная, как им реагировать на столь внезапную смену настроения своего мужчины. Наконец Татьяна, первой придя в себя, нервно сглотнув, спросила.
— Ты чего Академик, слово ведь против тебе не сказали. Миленький, что случилось, что такое?
Тряхну головой, мужчина, отгоняя накатившее видение, принял внезапное решение.
— Таня, все нормально, все хорошо мои ненаглядные. Настенька, ты завтра с утра со мной пойдешь на кластеры, у меня там дела. А с трейсерством, по возращению в стаб определишься. Сегодня готовься, собирайся приблизительно на неделю, может дней на десять.
Женщина с восторгом смотрела на него, едва не хлопая в ладоши и не прыгая от радости с истошным визгом. Татьяна же, не успев возмутиться, с подозрением посмотрела вслед уходящему из дома Академику, явно задумавшему что-то. Нет, она конечно полностью против Настеной задумки, податься в трейсеры, да еще и с Холодом, которого особо никто и не знает. Так, появился в стабе, потусовался то с тем, то с тем, не влившись на совсем ни в один коллектив. Теперь сам расти хочет, вот только есть у нее большие опасения, что рост он свой задумал за счет других, она эти недоговорки сердцем чует, на общалась по работе ранее с подобными клиентами. Страшно, напрямую сказать Академику о своих подозрениях, это он с виду мягкотелый интеллигент наивно улыбающийся всем и смотрящий восторженным взглядом юноши она видит его душу, истиной, без внешней мишуры, он бешенный, дикий, сверкнет своими звериными глазами и свернет башку этому Холоду. А народ стабовский только и рад будет, слишком много недоброжелателей у ее любимого мужчины, слишком много. Суки завистливые.
Рано утром, покидая стаб вместе с Настей, сгибающейся под тяжестью висевшего у нее за спиной рюкзака, проходя КПП, сквозь косящихся недобро на их пару армейцев, он услышал не громкое пожелания себе в спину.
— Вот сука, шагает на кластеры как к себе домой. Одно хорошо, с собой эту сучку стервозную забрал.
Другой голос добавил.
— Может сожрут их там, на пару.
Академик сделал вид что ничего не слышал, продолжив неспешно идти впереди Насти, и вдыхать полной грудью воздух Улья вне стабовских стен и укреплений. Едва миновали КПП стаба, как Настя высказалась, показав, что она хоть и дышит загнанной лошадью под тяжестью своей ноши, но слышит все прекрасно.
— Вот суки блохастые, смотрят на нас выпучив свои глазенки мерзкие с ненавистью. Завидуют тупорылые ублюдки, сами то, во так вдвоем, и носа на кластеры не кажут, боятся, трясутся за свои шкуренки никчемные. Только и горазды в баре трепаться какие они крутые, да как они тварей гоняют, щенки трусливые. Смотрят в след, завидуют и боятся, обезьяны обритые. Не любят они нас Академик, вон какие рожи скривили, чушканы.