Уна на полу кричала и старалась вырваться, глядя, как от звенящих в воздухе слов странного, незнакомого ей заклятья вокруг нее поспешно вырисовываются круги из пламени и зажигаются руны, а меж камней прорастают призрачные ландыши. О таком странном заклятье она даже никогда не слышала, и потому не знала, что можно противопоставить против него. Торопливо перебирая в памяти всевозможные заклинания, она шептала их, стараясь избавиться от техномагических оков, но все ее слова с нежным звоном разбивались об неестественную магию. Не действовало ни одно.
У Дамы Игрейны, однако, опыта и знаний было поболее, и она точно знала, что нужно делать. Зашипев от боли словно гремучая змея, одним магическим словом стряхнула со своих рук золотую тяжесть, рассыпавшуюся на мелкие пластинки, наложила заклятье, чтобы золото больше не слушалось Дерека, и снова напала на юного техномага, которому теперь нечем было защищаться кроме собственных рук. И теперь он вынужден был отступить, увернуться, когда энергетический хлыст впавшей в ярость Дамы Игрейны крушил вокруг него пол и стены. Впрочем, Дерек был проворен, как его золотая белка; даже поверженный, упавший на пол, он так быстро и ловко перекатывался, что беспрестанно хлещущий энергетический хлыст ни разу не задел его одежды.
Меж тем на Уне ярким пламенем вспыхнула одежда, сгорая мгновенно до серого тонкого пепла, и девушка вскрикнула и зашлась плачем, обнаружив себя абсолютно обнаженной. Один из негодяев, войдя внутрь очерченного магическим пламенем круга, склонился над ней, стирая ладонью нежный серый пепел с ее белоснежной груди; губы его шептали какие-то незнакомые слова, отчего вязь забытых символов принималась танцевать на обнаженной коже Уны завораживающий танец. Глаза юноши загорелись каким-то странным синим светом, словно голова его была пустотелым фонарем, а глазницы — прорези в нем, испускающие свет. В его руке, занесенной над обнаженной, часто вздымающейся грудью девушки, была зажата рукоять ножа — старая, деревянная, темная, затертая до идеальной гладкости многочисленными руками, ранее сжимающими ее. Лезвия не было; но с каждым словом, вырвавшимся из губ юноши, воздух словно уплотнялся, сжимался до осязаемой твердости, формируя острый и длинный клинок, сверкающий синеватым пугающим светом.
— Не надо! — выкрикнула Уна, ощутив укол на своей коже. Призрачный клинок коснулся ее, и это прикосновение было таким же болезненным и пугающим, как и укол настоящим ножом. — Нет!!!
В ладонь Дерека, сверкнув в смешанном свете, скользнула быстрая золотая горсть, как верный питомец в руки хозяина, и он, размахнувшись, зашвырнул ее в лицо Игрейны, в кровь разбивая ее губы и нос. Женщина, завопив от боли, упала на колени, отдирая с проклятьями от лица золотые пластины, яростно расшвыривая их и делая неживыми, тусклыми кусками золота, неподвластного Дереку.
Призрачный клинок зловеще взметнулся вверх, и Уна, накрепко зажмурившись, с криком отвернулась, не желая видеть, как он пронзит ее грудь, пробьет мышцы, порежет кости и коснется трепещущего сердца, чтобы из него выпустить дар и отделить кровь от золота.
Но удара не последовало.
Черной шалью по воздуху скользнули мелкие сверкающие частицы, одним шлепком обволокли обнаженное тело Уны, и мальчишка-маг ударил призрачным ножом девушку в грудь, затянутую в одеяние из перемешанных пластинок из черного обсидиана и алмазов. Его странный нож разлетелся вдребезги от соприкосновения с броней Аргента, которой магистр накрыл девушку, маленьким взрывом откинув колдуна прочь, а пантера магистра набросилась и сбила с ног его напарника, трансформируясь в густую сеть.
— Так-так, — произнес Магистр Аргент, неспешно входя в залитый магическим светом зал. Его броня сверкала и переливалась всеми цветами радуги, свет, преломляясь в гранях алмазов, превращал каждый камень в крохотные звезды. Вслед за ним, повязанный по рукам черными блестящими путами, уныло тащился незадачливый маг, не сумевший догнать золотую белку. — Трое третьекурсников, наставница и… двое первокурсников?! Это позор, господа. Позор. Вас надлежит с позором отчислить. Изгнать. Слышите?!
— Держи его! — крик Дамы Игрейны был долгий, страшный, наполненный такой яростной ненавистью, что, казалось, от него замерз воздух и время встало. — Держи!
К величайшему изумлению Уны, тот мальчишка-маг, что только что заносил над ней нож, ни секунды не медля подскочил на ноги, и в его ладонях разгорелось магическое пламя. Недрогнувшей рукой он швырнул его в Аргента, с трудом разжигая второй огненный клубок, как только что делала Уна, явно собираясь атаковать магистра Аргента еще и еще.