Последние слова я практически не слышу. Подхватив юбки, бросаюсь прочь. Слезы безжалостным потоком текут по лицу. Тело содрогается в беззвучных рыданиях. О Тьма, как же больно! Какая мать будет говорить такие вещи? Рина, если у тебя есть хоть капля уважения к себе, прекрати строить нелепые надежды на прекрасное будущее. Ничего не изменится!
Тогда я со всем ужасом поняла, насколько холодны и безразличны были родители по отношению ко мне...
И как я не осознала этого раньше? Почему закрывала глаза и была предана, словно дворовый щенок?
Ноги заплетаются, в итоге в какой-то момент я падаю возле лестницы и сжимаюсь в клубок... Воздух закончился? Вздох шумный и тяжелый, а легкие и сердце будто сжимаются тисками. Меня лишили прошлого, будущего, настоящего и всего, что до вчерашней ночи меня составляло. Я задыхаюсь. Прислоняю голову к холодным перилам и прикрываю веки. Кулаки стучат по мраморному полу, словно в спасительную дверь. Во рту ощущается солоноватый вкус крови, наверное, слишком сильно кусала губы... Перед глазами всё плывёт. Делая ещё один судорожный вздох, яростно вытираю слёзы и плетусь к себе, держась за стены.
Сил хватает лишь на то, чтобы закрыться за все щеколды и лечь в кровать.
Два дня я не выхожу из комнаты. Пустота сжигает изнутри. После ночной истерики, следов слёз практически не осталось, лишь мокрая подушка является напоминанием. Слезы высохли, словно что-то в душе щёлкнуло, превратив меня в бездушное создание. Лем ломится ко мне, громко стуча в двери и что-то говоря, но я лишь лежу в постели, бездумно смотря в окно и завидуя птицам, что были свободны. На второй день я нахожу силы, чтобы дойти до туалетного столика и отпить немного воды, затем вновь проваливаюсь в беспамятство. Как ни странно, но мне вовсе не снятся кошмары.
Я вскакиваю с кровати и тру заспанные глаза. Меня переполняла решимость. То, что казалось мне неосуществимым, в один миг обрело надежду.
***
Я вскакиваю с кровати и тру заспанные глаза. Меня переполняла решимость. То, что казалось мне неосуществимым, в один миг обрело надежду.
Начинаю собирать вещи. Их оказывается немного: пару удобных платьев, единственные штаны для верховой езды и теплый плащ. Подхожу к шкафу и вытаскиваю оттуда небольшую сумку из-под одного пышного наряда. Все пожитки прекрасно помещаются в неё. В маленький кармашек сую сбережения, их немного, но на первое время хватит.
Когда я застегиваю пуговицы шерстяного платья, в дверь стучится горничная:
- Вас просят спуститься к завтраку, мисс.
- Скоро буду, Нинель, - отзываюсь я, пряча сумку под кроватью.
Осталось одно: надеть обувь без каблука. Если я всё рассчитала верно, то удобных сапог не будет видно из-под подола. В родной комнате пахло лавандовой свечкой и чем-то горьким. Оглядела родные пенаты и с грустью вздохнула, затем сжала кулаки. Не время распускать сопли.
Этот день встречает меня настоящим ливнем, бьющим потоком по окну. Погода словно разделяла моё настроение. У нас довольно красиво оформлена обеденная зала: везде позолоченные канделябры, дорогие ковры, резной размером почти в мою комнату стол, полотна известных художников. Но мне здесь почему-то было не уютно: каменные статуи пугали, тяжелые занавеси скрывали гостиную от солнечного света - всё это навевало на меня тоску.
За столом уже сидят мама и папа, Лем как обычно опаздывает. Это у нас семейное. Хотя, что взять с десятилетнего мальчишки, у которого только оловянные солдатики в голове?
- Доброе утро, - тихо произношу я с опущенной головой. Родители подумают, что я выражаю смирение и покорность, но на самом деле, я пытаюсь скрыть полыхающие злостью глаза.
Лакей аккуратно отодвигает стул для меня, я аккуратно сажусь и кладу на колени салфетку, внимательно прислушиваясь в разговор, но не подавая виду.
- Во сколько он прибудет? - спрашивает матушка, неспешно жуя листья салата. Тьма, как она этим наедается?
Отец неопределенно двигает плечами, продолжая читать «Вестник».
- Но он уже должен был приехать! - с нажимом произносит она.
Вилка в моей руке дёрнулась.
Мистер Тарин с шорохом закрывает газету и поднимает на маму тусклый взгляд:
- Мистер Грассо выше нас по статусу, дорогая, - безжизненно напоминает он. - Если ему вздумается прибыть позже, мы не будем гневаться. Тем более на улице непогода, вероятно, он застрял в дороге.
- Непогода? - фыркает она. - Лишь небольшой дождик.
За окном прогремел гром, и сверкнула молния. В окно захлестали ветви деревьев, раскачиваемые сильным ветром.
- Аристократам не полагается опаздывать, - мама с высокомерием подняла подбородок и швырнула салфетку. - А если он передумал?
- Не наговаривай раньше времени, Эмилия. Ты слишком возбуждена.
- Зато ты слишком спокойный! - Шипит она сквозь зубы, словно змея, затем, будто что-то услышав, растягивает губы в широкой улыбке.
Двери гостиной с грохотом раскрываются, а затем входит лакей и церемониально провозглашает:
- Прибыл Мистер Гавриил Лекардо де Грассо, герцог Минсгаузенский.
***
Когда все выслушали это сообщение, и мистер Грассо вступил в гостиную, я обрела, наконец, возможность мыслить и успела прийти в ужас от предстоящей встречи. Подтянутый и одетый в белый фрак лакей сильно отличался от вошедшего следом за ним выдыхающего пары портвейна, располневшего и обрюзгшего герцога.
Мистер Грассо находится под прицелом глаз всех присутствующих. И я оказываюсь той несчастной, возле которой он находит себе место. Усевшись, он тотчас же издаёт звук, похожий на кряканье утки и обводит меня сальным взглядом, из-за которого завтрак вот-вот норовит выйти наружу. Он был с восторгом принят за нашим столом, мама и папа начинают болтать и, к моему счастью, полностью завладевают его вниманием. Я не прислушиваюсь к великосветской болтовне, лишь мну салфетку на коленях и маленькими глоточками попиваю ромашковый чай в надежде успокоить нервы. Мама, осведомившись о точном расстоянии между Минсгаузином и Хэншридом, где находится наше поместье, и, получив ответ: до Минсгаузина неделя пути, с некоторой неуверенностью спрашивает о брачном договоре:
- Несколько позже, дорогуша, - отвечает мистер Грассо, громко чавкая. - В данный момент меня больше интересует ваше материальное положение. Как я уже успел заметить, у вас довольно большое имение.
- О, да, - с чувством подтверждает мама. - Отличное поместье - чистых десять тысяч годовых!
Я не могла не выразить своего удивления. Готова поспорить, мама слишком преувеличивает.
- Вы уверены? - Мистер Грассо приподнимает седую бровь и откладывает столовые приборы. - Мне бы не хотелось, чтобы вы висели на моей шее.
Это убийственный разговор. Герцог заставляет маму в полной мере почувствовать унижение и досаду и даже покраснеть от злости. Но та быстро берёт себя в руки и мило ему улыбается.
- Что вы. У нас всё в полном порядке, будьте уверены.
- Буду. Когда увижу отсчёты, - говорит он скрипучим голосом и растягивает губы в противной улыбке так, что я вижу его желтые и местами почерневшие зубы. Перевожу взгляд на безмятежного отца, аккуратно режущего мясо. Кажется, ему нет до меня дела.
- И всё же, что на счёт договора? - настаивает мама.
Мистер Грассо, отпив виски, деловито спрашиват:
- Сколько вы хотите?
Мама просияла.
- Восемьдесят.
Я была уверена, что они говорили обо мне, словно о какой-то выгодной покупке. Я не ожидала этого, и от волнения у меня заболел живот.
- Восемьдесят? - восклицает герцог и хохочет. - За какую-то девку без приданого? Я, конечно, стар, но не глуп. В лучшем случае, сорок.
Меня бьёт нервная дрожь. Я дергаюсь и начинаю вставать для того, чтобы убежать, но мама протягивает руку под столом и цепляется, будто клешней, в мою ладонь, больно надавливая ногтями.