Существо - или кто бы то ни было - остается лежать посреди стеклянных осколков. Оно не очень большое, но длинное, с чрезмерно вытянутыми узкими руками и ногами, лежащими, как плети, изогнутыми под невероятными углами. И в неверном свете переодически пропадающего огня на моей ладони я вижу, как грудная клетка человекообразного монстра начинает медленно и высоко вздыматься.
Мы с Габриэлем отступаем назад - и о взрыве очередного куба понимаем скорее по воздушной волне, чем по звуку - никаких звуков нет, хотя этого просто не может быть. Мне хочется затрясти головой, чтобы стряхнуть онемение, навалившуюся глухоту -только этого еще не хватало.
Кубы взрываются один за другим, но ни стекла, ни капли не попадают на нас больше - мне трудно сказать, как Габ делает это, но его рука, в которую я вцепилась, просто ледяная.
Нас окружает плотный круг черной и - при ближайшем рассмотрении маслянистой -жижи. Мы стоим в этом кругу, словно колдуны из страшных историй на ритуале. Путь к отступлению отрезан - прямо напротив лестничного прохода копошится, приподнимаясь на вывернутых суставах очередная тварь. Волосы - или шерсть - ржавые, густые, мокрые -неравномерно покрывают тело.
Твари не проявляют агрессии. Они словно звери, приходящие в себя после долгой спячки
- ворочаются, пошатываются, натыкаются на углы. Мне слишком плохо видно в слабом свете пламени, я не могу сказать, есть ли у них глаза, но, однозначно, встречаться с ними ближе нам не стоит. Сила, управляемая Габриэлем, защитила нас от стекла и капель, но вряд ли поможет от этих. Их слишком много - полтора десятка? Можно попробовать прорваться мимо, пока твари не пришли в себя, но все внутри меня протестует, сжимается. Сказать по правде, мне невыразимо жутко - не от возможной опасности, а от этой невыносимой инаковости спрятанных в подземельях уродцев.
Свет вспыхивает неожиданно, яркий, неестественно-белый, и я в первый момент не испытываю ничего, кроме инстинктивного облегчения - я безмерно устала от постоянного поддержания огня, но главное - почему-то кажется, что при свете ничего плохого или страшного произойти не может, что все сейчас разрешится, может быть, это пришел Ларс, может быть, это всего лишь куклы, может быть...
Глухота спадает внезапно, резко, звуки ударяют по ушам столь же болезненно, как и свет по глазам. Я слышу шорох, скрежет, слабые полустоны и хрипы, гортанное пофыркивание существ, расползающихся в разные стороны.
И столь же внезапно, оглушающе, откуда-то раздается голос:
- Тьма, что это вы натворили?
Голос, такой спокойный, такой знакомый, доносится вовсе не от той лестницы, откуда мы пришли, наоборот - с противоположной стороны. Тихий, спокойный, ровный голос. Оглушающим он кажется только на контрасте с тишиной, которая царила до этого.
- В правила Академии явно надо вносить какие-то изменения, - как ни в чем не бывало говорит леди Адриана. Ее зеленый целительский плащ выглядит неуместно там, где исцелить никого нельзя. - Что же теперь с вами делать? Пришли, куда не следует, разбили научный инвентарь, испортили образцы. Но самая большая ошибка - это знание, адепты, знание, полученное не в нужном месте и не в нужное время. Вы его получили.
Она раздосадована, но совершенно не зла, и от этого мне парадоксальным образом становится еще страшнее.
- Особенно жаль, что это именно вы, особенно жаль, да, потому что именно на вас у нас были особые планы. Такие сильные, такие одаренные, такие... идиоты, которым не сидится на месте. Успокойтесь, адепты, все в порядке. Естественно, у Академии широкий спектр работ и задач. Мы служим на благо короля, неба и государства. Мы существуем благодаря им.
"Благо даря им" - передразнил внутренний голос.
Я смотрела на трясущуюся живую уродливую массу у стены, извивающуюся множеством нелепых отростков, и не могла связать это со словом "благо". Леди Адриана проследила мой взгляд.
- А что вы хотели? Чтобы все было только красиво, словно в книжках, умерла птичка, оживили птичку? Но, мои дорогие, чтобы оживить одну только птичку, большинству из нас нужно было попробовать это полтысячи раз, из них минимум раз четыреста -неудачно. Не думаете же вы, что все эти четыре сотни птичек умерли естественным путем? О нет, каждый целитель, каждый маг, стремящийся к воскрешению и спасению -прежде всего убийца. А ведь рано или поздно вы захотите воскрешать не только птичек, верно?