— Вы все идиоты. Не понимаете, с чем столкнулись! А ты… — она перевела свой взгляд на Рэйну, — если не научишься контролировать себя, долго не протянешь, сильнейший слабейший генерал.
Она покинула комнату. Рэйна наградила её своим самым безразличным взглядом. Некоторое время в комнате было тихо. Все переглядывались, и никто не решался нарушить тишину. Наконец, Лейла поднялась с места и посмотрела в глаза старику.
— Старейшина Джиро, — начала она дрожащим голосом, глаза её наполнились влагой, — я вернулась. Я знаю, что я виновна. Знаю, что натворила и готова к последствиям. Теперь, когда я вновь здесь, я готова понести любое наказание…
Взгляд старейшины был тяжелым. Он молчал. Лейла смотрела себе под ноги. А потом, он просто обхватил её своими руками и прижал к себе. Крепко-крепко обнял её.
— Я так давно… так давно хотел услышать твой голос, моя Лейла, моя принцесса, — прошептал он.
И тогда Лейла зарыдала в голос. Так они и стояли. Старейшина обнимал свою внучку, гладил по голове, прижимал к себе. Картина была настолько сентиментальной и милой, что даже Сьерра и Ифалия прослезились. Когда Лейла успокоилась, старик Джиро перевел свой взгляд на Таска. Тот молчал. Было видно, что он не станет как Лейла просить прощения. Он просто молчал и смотрел в сторону.
— Давно не виделись, старик, — тихо сказал Таск.
— Рад, что ты жив, — мягко улыбнулся старейшина, положив ему руку на плечо, — ты нашёл то, что искал?
Таск мельком взглянул на Рэйну, что не укрылось от старейшины, и кивнул.
— А ты все такая же проблемная девчонка? — улыбнулся старик девушка, — слышал, ты здесь вчера шуму навела.
— Дааа, — протянула Рэйна, — ну, знаете, я не то, чтобы специально…
— Даже не старайся оправдаться, я ведь сам обучал тебя, — усмехнулся старик и обернулся к ректору, — Теодор, чертова ты коряга! Гляжу, не помер еще?!
— А ты, старое ископаемое? — хохотнул ректор, — твои крылья-сухофрукты все еще носят тебя?
— Твоими молитвами! Ну что? Долго мне еще ждать приветственного обеда?
Фестиваль был сорван вторжением наёмников. Поэтому, экзамены засчитали даже тем студентам, которые не успели продемонстрировать свои навыки. И, чтобы не расстраивать учащихся, которые столько сил вложили на подготовку, ректор объявил о том, что через два дня состоится фестивальный бал. Обычно, ежегодный фестиваль заканчивался пиром пол открытым небом, танцами у сверкающих фонтанов и любованием звёздным небом. Поэтому, ректор пообещал, что как только последствия вторжения будут ликвидированы, а королевская стража отбудет, бал все-таки проведут.
Пока прислуга академии наводила порядок и готовилась к пиру, ректор был занят тем, что рассылал письма с извинениями всем почетным гостям и родителям студентов. Было это, конечно же, формальностью, но такова работа ректора. Свои короткие перерывы он тратил на беседы со старейшиной Джиро, тот планировал остаться до конца весеннего торжества и после, забрать внучку домой. Лейла, которая словно заново обрела семью, немного успокоилась. Они долго говорили со старейшиной, он рассказывал ей о том, как обстоят дела в Доме Пламеннокрылых, она рассказала ему о своим пяти годах заключения. Упомянула и Йоль, как ни странно. Но, больше всего времени она проводила с Элиасом. После нападения хэби, парень чувствовал себя очень странно и никак не мог понять, что за странное чувство заставляет его постоянно быть начеку. Ему было сложно отходить от Лейлы. Поэтому, даже когда она проводила время с дедушкой или с кем еще, он всегда наблюдал за ней издалека.
Кто-то мог бы предположить, что это влюбленность. Но это было отнюдь не так. С того самого момента, как полупрозрачные крылья Элиаса стали щитом Лейлы, странное ощущение одолевало его. Он чувствовал, что защита Лейлы — это теперь его долг и он не должен позволять никому даже прикоснуться к ней. И это его волновало. Это чувство, защищать кого-то, беречь как драгоценность, было ему в новинку. К тому же он все еще чувствовал присутствие Калиопсы, контракт их не был разорван полностью. И пусть он больше не был в её власти, он не доверял даже самому себе.
Что касается Таска, его это чертовски раздражало. Свободолюбивый сприган уже давным-давно отвык от того, что он должен быть подле кого-то. Разряд, что ударил в его груди, не был похож на минутное помутнение. Это был четкий и понятный приказ: госпожа вернулась, ты должен её служить. И это злило. Бурлящая в жилах кровь требовала быть подле госпожи. Но сердце и разум Таска уже давно желали защищать только одну девушку. И это была совсем не принцесса Кая, не Лейла.