В самом отдаленном уголке сада, в окружении цветущей гортензии раскинула свои ветви глициния. Фиолетовые гроздья цветов, словно ленты, свисали с ветвей почти касаясь травы. Здесь, на нескошенной траве, у корней глицинии устроилась огромная, белоснежная волчица. Под правым ее боком дремал не менее крупный черный пес, положив огромную морду на лапы. Между ними, закинув руки за голову, спала девушка. Рядом с ней лежали завернутые в черный плащ ножны парных клинков.
На ветку глицинии спикировала огненно-рыжая сова, сыч. Взмах ее крыльев смахнул пару лепестков с ветки, и они приземлились на нос волчице.
— Это ты, Тил? — приоткрыв один глаз, спросила она.
— Я, — кратко ответила сова, — собрание окончилось.
— Было что-то стоящее нашего внимания? — поинтересовалась волчица, не поднимая головы.
— Ну, как сказать, — задумчиво произнесла сова, зарывшись клювом в пух на маленькой грудке, — она будет очень недовольна.
Волчица бросила взгляд на девушку.
— Ёру, — она шлепнула белым хвостом по морде пса, — подъем. Мадам уже несётся к нам.
Пес лениво открыл глаза и поднял голову.
— Чую её, — подтвердил он, потянув носом воздух, — три, два, один…
— Рэйна!!!
Златовласая Ифалия Харлен пробиралась сквозь заросли гортензии. Не понятно почему, но именно этот участок сада почти не тронут садовниками и пробраться к самой глицинии бывает сложно, особенно если не часто здесь бродишь.
— Я знаю, что ты здесь! Рэйна! Отвечай! — продолжала упрямо звать девушка, зацепившись своей лиловой мантией за куст, — я тебя все равно найду!
— Чего тебе, Иф? — наконец ответила девушка, зевнув, — чего орешь?
— Рэйна, — Ифалия опустилась рядом с ней на траву, — слушай, теперь твой дед думает, что я тебя ненавижу. Вот и скажи мне, зачем мне было разыгрывать этот спектакль?
— Потому что дед не послушает никого из преподавателей. Никого. Он же упрямый как ишак. А вот древнюю из знатного рода, которая еще и на одном курсе со мной училась — послушает, — девушка самодовольно усмехнулась, — ну, по крайней мере, он должен был тебя услышать и сделать выводы.
— А он и сделал, — сова опустилась на плечо Рэйны, — ректором ты не будешь.
— Ну вот! — девушка очень довольно заулыбалась, — значит, уже завтра смогу отбыть в…
— В этом году, — издевательски добавила сова.
Рэйна замерла и медленно повернула голову к сычу. В её взгляде читалось негодование и удивление одновременно.
— А ну повтори, — девушка приподняла бровь.
— В этом году ты не будешь ректором, — проскандировала сова, — тебе досталась честь вести в свет неокрепшие юные умы Полуночного факультета.
— Иф, — Рэйна повернулась к подруге, — а ну-ка, скажи мне, она издевается? Это шутка такая?
— Нет, — осторожно ответила златовласая, — Тил права. Он подписал бумаги уже сегодня. Ты официально назначена куратором Полуночного факультета.
Рэйна вскочила на ноги, резко подняла плащ и накинув его на плечи, подняла выпавшие ножны. Закрепив их на спине кожаными ремнями, девушка громко скомановала:
— Тэ́ра! Ё́́ру! За мной. Я ему сейчас покажу как распоряжаться моим временем!
— Сдурела?! Ты какого черта с оружием приперлась в академию?! — подскочила Иф, — из ума выжила совсем?!
— Я боевой ткач, — фыркнула Рэйна, — мне положено!
Кабинет ректора находился на третьем этаже центрального корпуса. Это была просторная и светлая комната с двумя большими окнами. Вдоль стен плотными рядами стояли книжные шкафы и висели полки. У двери располагался небольшой письменный стол, за которым сидела Клара, ойо-кошка, главный секретарь академии и правая рука ректора. У окна стоял письменный стол ректора и его же кресло. На столе царил геометрический порядок. Книги, бумаги, печать и, самое важное, Стефаниус.
По сути, кабинет был самым обычным. Мягкий ковер песочного цвета, небольшой диванчик, много книг. На стене напротив ректорского стола висели три картины, цвет которых выцвел от солнца и времени. На первой была изображена академия, на второй — лесная чаща. Третья картина — портрет неизвестной дамы. Много кто предполагал, что это жена основателя академии, но точно этого никто не знал.
Ректор сидел за столом, задумчиво разглядывая этот самый портрет, откинувшись на спинку кресла, когда за окном раздался крик.
— Что там, Клара? — спросил Теодор Коё, не отводя взгляда от портрета.
— Ваша внучка, господин, — безразлично ответила кошка, поглядывая в окно, — с двумя обнаженными клинками. Идет к вам, полагаю.