Я, конечно, постеснялась спросить у Корвина о дочери. Явно, для него эта ситуация, хоть и привычная, но наверняка вызывает боль. И решила таки переговорить с марой Микой. Тем более, что сегодня у нас урок, после основных занятий. А ректор с Марсеном придумали подключить к окончанию опыта весь наш курс. И вместо занятия по теории магии, вместе с деканом, пригласили лабораторию оба потока первокурсников. Сначала они объяснили суть проводимого опыта. Потом рассказали об технологии процесса. В конце концов, уже остывший камень извлекли из-под керамического укрытия и раскололи твёрдую корку, в которую превратилось тесто. Луковую пасту просто смыли под струёй воды и во фланелевую старенькую пелёночку укутали камень светло медового оттенка. После того, как ректор тщательно протёр его, почти полируя, он предоставил нам результат опыта. У нас получилось! И мы радостно закричали и запрыгали. Теперь нужно только сговориться с Саем по поводу дальнейшего плана. А то Корвин с Марсеном, отвлечённые на опыт, ещё не добрались до тигра, с поползновениями найти и добыть ещё камней.
Глава 28
Но урок музыки я не желала пропускать. Тем более, что надеялась поговорить о Яне. Однако Мика Белл сама уже с нетерпением ждала меня. И Корвин с Марсеном оказались там же. Я не понимала причин их присутствия, пока мара Мика не открыла мне своего плана.
— Аэлла, детка, — проговорила она взволнованно, — у меня есть идея как можно попробовать помочь Яночке. Ты знаешь, что у неё особое сродство с музыкой. Её магия переплетена с ней буквально. Раньше у меня не было подобных ей учениц. А теперь у нас появилась ты. У тебя магия контактирует с музыкой очень похоже. Мар ректор просит тебя попробовать сыграть для Яны. Может быть это выведет её из каталепсии. Эти приступы становятся всё длиннее и мара Лия никак не может справиться с проблемой медикаментозно. Мар Корвин будет ментально контролировать состояние дочери. Если что-то пойдёт не так, мы прервёмся по его сигналу. Целительница тоже будет с нами. И присмотрит за состоянием вас обеих. Она не думает, что тебе что-то грозит, но ректор настоял на твоём согласии и на наблюдении врача за обеими.
— Конечно я согласна, — выпалила я, не давая ей пуститься в долгие пояснения, — я люблю Яночку. Она такое чудо. Даже и не думайте ни о каких опасениях, если я могу ей помочь, то обязательно сделаю это.
Учительница одобрительно закивала. А Корвин, судя по выражению его лица, явно метался между волнением за дочку и за меня. Но, как только мы отправились в комнаты ректора, передо мной проявился призрак. Я только рот успела открыть как он сам заговорил со мной.
— Помолчи сейчас, пожалуйста, — остановил он мою попытку что-нибудь спросить, — слышать меня сейчас сможешь только ты, хотя ректор менталист и он явно волнуется. Какие-то эмоции до него всё таки доходят. Я подключусь к вашему опыту. Ты должна понимать, что он всё таки опасен. Но я, как хранитель, не дам случиться ничему плохому. Дело в том, что в момент раскрытия магии, к малютке присосалась призрачная сущность. Сам я убрать её не мог, но твоя учительница музыки права. Ваша магия схожа и ты можешь помочь малышке от этой пиявки избавиться. Ты разорвёшь эту связь. Когда сущность так сильна, что девочка не может играть, ей становится хуже. Музыка защищает её. Ты видишь магию. Это дополнительный плюс, поскольку, играя, ты уйдёшь в состояние медитации и не будешь слышать моих приказов. А тебе нужно прерваться вовремя. Иначе ты потратишь слишком много магического резерва. Можешь выгореть. Но ты сможешь увидеть эту тварь. Она переполнена магией, которой насосалась у малышки. Когда она выйдет на музыку, как на зов, я больше не пущу её обратно. И в тебя всосаться не позволю. Я выброшу её во второй слой реальности и в физический мир она больше прорваться не сможет. Яночка будет спать несколько суток. Но потом проснётся полностью здоровой.
У меня дико болела голова. А ещё хотелось сладкого чая. Или? больше того? сладкого к чаю. Я была голодна, но съесть хотелось какое-то огромное пирожное. Я попыталась вспомнить что было после того, как я увидела похудевшую Яночку, с расфокусированным взглядом, терявшуюся в белоснежных кружевных простынках. Я только помнила, что руки сами потянулись к мандолине. Потом вспомнила липкое внимание пробудившееся при первых аккордах. Больше вспоминать не хотелось. А где-то на периферии слуха слышался больной голос ректора. Корвина… который звучал так болезненно и самообвиняюще, что у меня защипало в носу. Слезинка выскользнула из-под ресниц и скатилась по щеке.