— Прекратите заниматься самоедством, — услышала я суровый голос мары Лии, — обе девочки в порядке. Они просто спят. Восполняют резерв. А одна, кажется уже проснулась и устроила слезоразлив. Ваши жалобы и попытки признать себя виновным во всех грехах королевства, из камня слезу вышибет. Открывай глазки, притворщица.
— Это она ко мне? — подумала я, — так я стараюсь.
У меня как будто слиплись реснички. Но слёзы, которые продолжали катиться их вроде расклеили. И я постаралась разлепить веки. Но сразу не получилось. Я приподняла тяжёлую руку, с трудом смочила пальцы слюной. Во рту было сухо. Я поводила сначала по одному глазу, потом снова послюнила и почувствовала сладость на языке. Как будто склеил волоски сладкий сироп. Зато рот заклеен не был. И я обиженно пробубнила.
— У меня глаза склеились. А ещё я хочу чаю. Сладкого. И большое пироженое. И слёзы у меня сладкие.
Глаза наконец разлепились. Но не сами. Их протёрла целительница, намочив водой кусочек марли. Она поднесла к моим губам стакан. Вода не была сладкой, но я попила, что бы язык во рту не скрипел. И был не таким неповоротливым. Потому что мной обуяло нестерпимое желание говорить. Не обязательно рассказывать, что случилось. Просто болтать без умолку всякую чушь. Я увидела что мара Лия поднялась и вышла, бросив Корвину, что бы он посидел со мной, пока она не закажет мне завтрак. И он плюхнулся на стул и судорожно ухватил мою ладошку. Сжал так, что я пискнула. Он смутился. Заизвинялся. А потом поцеловал мою ручку раз и ещё раз. И прижал её к щеке. Мне казалось, что он тоже готов заплакать.
— Мар ректор, Корвин… Почему вы не пришли сами? — бормотала я, вспоминая как была обижена заместителем на месте жениха, — я бы всё равно отказала тогда, но не было бы так гадко…
Ректор, мне показалось понял моё невнятное обвинение. И снова нагнувшись к моей ладошке повинился.
— Тогда, без меня меня женили. Сватовство устраивал король. Я был на границе. Они спешили, я понял потом, что бы ты не попала в Академию. Но я этому рад. Тебе нужно учиться. Ты такая способная. И сильная. Ты спасла мою дочь. Хотя я проклинал себя за то, что подверг опасности чудесную девушку. Всё время пока ты спала…
— А сколько я спала? — прервала я его, потому что почувствовала неловкость, — зачем я болтаю? Я всё равно не знаю что отвечать, если он вдруг начнёт говорить о чувствах.
Он мне нравился. Больше того, я уже считала его своим. Но мне ещё нужно было время для сближения. Тёплых губ на моей руке пока что достаточно. Он не даром был менталистом. И желания мои чувствовал так, как будто я высказала их вслух. Руки он не выпустил. Но заговорил немного сдержаннее, как будто загнал себя в тесную коробочку правил приличия. А я пожалела о своих мыслях. Какая-то я противоречивая…
— Вы спали двое суток. Яночка, впрочем, ещё спит. Только она спит спокойнее. А ты всё время металась во сне. Как будто видела что-то страшное.
А я поёжилась. Потому что вдруг вспомнила ту сущность, которая вылезла прямо из животика девочки. Толстая гусеница. Чёрная, призрачная, но со всеми деталями хорошо видимая. На её теле были наросты, как маленькие вулканчики выбрасывающие облачка тёмного тумана. Она цеплялась ими за девочку, не желая покидать её тело. Но моя музыка звала её и она тянулась в мою сторону. Хотелось перестать звать эту сущность, было страшно, что она ввинтится уже в мой живот. Но я помнила, что сказал хранитель. Я должна вытащить её из Яны. А он выбросит тварь из нашего мира. Не даст вернуться в малышку или вселиться в меня. Но страшно всё равно было. Корвин молчал. Он ощущал все мои чувства. Я была в этом уверена. Ректор внимательно смотрел мне в глаза, даже голову склонил, как будто прислушивался. И ёжился вместе со мной, когда мне было жутко или мерзко.
— Интересно, это сильно напрягает, когда муж менталист? Когда чувствует тебя, как себя. Наверное где-то это здорово. Но не устаёшь ли, когда кто-то всё время в твоей голове. Это как спать вдвоём в одной постели.
Я удивлялась, что папа и мама спали вместе. У папы была своя спальня. Так положено. Так прилично. Но они всегда спали в маминой кровати. А я не понимала как им это удаётся. Я не любила спать с кем-нибудь. Даже младшую сестру, которая засыпала под мои сказки уносила в её спаленку. Я любила свободу даже в постели. Всегда раскидывалась во сне. А мама смеялась, что я снова спала морской звездой. А летом, со скандалом всегда закрывалась. Потому что обожала в жару спать голышом. А это было жутко неприлично. А я сбрасывала на пол одеяло. Раскидывалась вольготно. Из раскрытого окошка меня обдувал влажный и солёный морской бриз. Впрочем мне это только казалось. Ночью бриз дул с берега в море. Но я как будто чувствовала так свою свободу. Как лёгкий ветерок обвивающий нагое тело.