Академия для Кэт: Найти координаты
Глава 1
Обычно мне везло. Для меня всегда находилось место в льготных программах оздоровления или выделялись бесплатно и без очереди дорогостоящие лекарства. А в той, прошлой, здоровой и счастливой жизни я почти всегда успевала на последний автобус, купить что-то, что на мне и заканчивалось, например, булочку в буфете, умудрялась упасть и не то чтобы не покалечится, а даже не расшибиться. Да я даже периодически выигрывала в лотерею! И вот сегодня мое везение закончилось. Выдохлось. Испарилось как лужа на полуденном солнце.
Июльский зной фантастическим маревом плясал над асфальтом. Разомлевшие от жары голуби лениво полоскались в натекшей из кондиционера луже. Редкие прохожие торопились перескочить открытое пространство, залитое полуденным солнцем, казалось, сжигавшим все живое на своем пути.
Выйдя из охлажденного кондиционером холла больницы, я жадно хватанула раскаленный воздух ртом и тоскливо посмотрела на разделяющий поликлинику и подъезд моего дома отрезок пути. Инна Афанасьевна, мой лечащий врач, знала, насколько плохо я переношу жару, но выбора не было ни у нее, ни у меня. Сегодня Инна Афанасьевна работает последний день перед отпуском, а у меня вчера был последний день приема лекарства, после которого нужно было обязательно показаться своему врачу. Вот и вышло, что мне пришлось в самую жару выйти из квартиры.
Изучив меня, ощупав, прослушав и осмотрев везде, где только можно, Инна Афанасьевна вздохнула и покачала головой:
— Положительной динамики практически нет. Катюш, может, у вас все же получится насобирать нужную сумму? Сейчас же очень много различных программ и благотворительных организаций! Мне жаль это говорить, но болезнь прогрессирует катастрофически, а очередь на бесплатную операцию тянется годами …
Она недоговорила. Но я и так все поняла. Я все знала о своей проклятой болячке, начиталась за истекший год. Мое сердце умирало. И сделать ничего было нельзя. Только операция, но… Кроме меня, самой старшей, в семье еще трое детей. Папа надрывается на двух работах. И все равно в сложившейся ситуации потребуется не один год, чтобы наскрести нужную сумму на внеочередную, коммерческую операцию. А «благотворительные» организации одна фикция. Может быть, где-то там далеко, где нас нет и быть не может, они и функционируют как положено. А у нас это всего лишь красивая ширма для мошенничества. Год назад, когда стало понятно, что медикаменты и консервативное, как говорят врачи, лечение меня не спасет, я попробовала обратиться в некоторые фонды… Там скромно промолчали. Будто моего обращения и не было. Но зато на пороге квартиры начали появляться некоторые, скажем так, личности, предлагающие свою помощь в сборе средств на операцию. За просто конский процент. Я должна была отдать «помощникам» от семидесяти до восьмидесяти процентов собранных средств. И если я, семнадцатилетняя девчонка, еще могла на что-то надеяться и согласиться, то нечаянно услышавший «предложение» папа рассвирепел и едва не покалечил «помощничка», вышвыривая того из квартиры. А после популярно мне объяснил, куда пойдут отданные в эти, так называемые, фонды деньги. Поэтому, нет. Этот путь для меня закрыт.
Лучезарно улыбнувшись лечащему врачу и пряча за сияющей улыбкой отчаяние, я кивнула:
— Так и сделаем! — Но мы обе хорошо понимали, что я солгала.
Инна Афанасьевна снова вздохнула и уже осуждающе покачала головой:
— Катя-Катя! Ты же молодая! Восемнадцать лет едва исполнилось! Вся жизнь впереди! Нельзя же так…
Я тоже перестала улыбаться и неожиданно даже для самой себя призналась:
— Инна Афанасьевна, у меня не получается выйти на настоящие благотворительные фонды. Все, что нахожу в интернете — мошенники и шкуродеры, наживающиеся на чужой беде и доверчивости. А родители из шкуры вон лезут, чтобы накопить мне на операцию. Даст Бог, все будет хорошо.
Инна Афанасьевна долго молча смотрела на меня в упор. А потом все-таки взялась за ручку и открыла мою амбулаторную карту, чтобы сделать запись о приеме, одновременно пробормотав:
— Иногда я смотрю на тебя, слушаю и забываю, что ты еще сущий ребенок, что тебе всего восемнадцать лет. Что с людьми делают проклятые болячки! Ты рассуждаешь, словно пожившая свое старушка.
Некоторое время мы сидели в тишине. Только быстро бегающая по бумаге ручка издавала тихий, на грани слышимости звук, да иногда вздыхал натружено кондиционер.
Дописав и поставив в конце точку, Инна Афанасьевна закрыла карту и достала бланк:
— Пока я буду в отпуске, попробуй еще вот это, — она стремительно начала заполнять рецепт. — Лекарство очень дорогое. Но весьма и весьма действенное. Если нам повезет, то у тебя появится лишний год или даже два. Встретимся через месяц, когда закончится мой отпуск, — Инна Афанасьевна устало и заученно улыбнулась, протягивая мне рецепт. А когда я его взяла, то неожиданно выудила из ящика стола связку ключей и протянула мне с извиняющей улыбкой: — Извини, Катюш, я понимаю, что тебе тяжело двигаться, но ты все равно идешь домой, а там кого-нибудь из младших попросишь, — на ее раскрытой ладони лежала немаленькая связка ключей странного вида, будто прямиком из витрины музея. — У меня вчера на приеме была Матильда Генриховна, которая живет на верхнем этаже в соседнем с тобой подъезде. Старушка уже в почтенном возрасте, забыла нечаянно у меня ключи, наверное, от дачи. Верни ей, пожалуйста! А то я вчера забегалась и не успела, а сегодня с утра вообще торчала у главврача…
Недоуменно моргнув, я нехотя забрала связку с ладони лечащего врача:
— Хорошо, Инна Афанасьевна, попрошу кого-то из мелких. А какая квартира-то? А то я что-то не помню у нас бабулек с таким именем…
— Так, семидесятая! — врач удивленно округлила глаза. Но в этот момент в кабинет заглянула строгая тетенька в таком белоснежном халате, словно только-только пришла со съемок рекламы стирального порошка, и Инне Афанасьевне резко стало не до меня. Скомкано попрощавшись, я вышла из кабинета.
И вот теперь я стояла на крыльце поликлиники, пыталась вдохнуть расплавившийся от жары воздух и никак не решалась сойти со ступеней. Хоть бери, возвращайся назад и проси кого-то из мелких прийти и встретить меня! Что-то я сомневалась, что по такой жаре смогу пройти больше, чем пару метров. Сердце уже сейчас заходилось в попытке протолкнуть по венам кровь, чтобы доставить органам жизненно необходимый им кислород. И мне отчаянно, до истерики, вдруг захотелось оказаться там, где нет болезни и виноватых глаз родных, где воздух чистых и хрусткий. Вкусный, а не расплавленный от жары и пропитанный выхлопными газами…
В этот момент чей-то ворчливый и надтреснутый, неопределимого пола голос за спиной проворчал:
— Стала и стоит как на приеме у английской королевы! Ишь, ты!.. Пройти дай, разиня!
Я не успела огрызнуться, что вообще-то, ступени широкие, метра три, и я никому не мешаю, в какую бы сторону человек ни собирался идти, как ощутила сильнейший тычок между лопаток, с сипом хватанула раскаленный воздух ртом и полетела вниз, на тротуар. Сердце в груди, и без того барахлившее, болезненно сжалось в предчувствии неминуемой катастрофы.
Падать было вроде и недалеко. Но я почему-то все летела и летела, а тротуар все не приближался и не приближался. Словно опасался меня и старался держаться на расстоянии до последнего. А я все никак не могла набрать воздуха в легкие, чтобы заорать. А потом и вовсе случилось нечто очень и очень странное: все вокруг вдруг утратило краски, будто у меня потемнело в глазах перед очередным приступом. Далее все смазалось, как изображение за залитым дождем окном. А потом наоборот, начало наливаться светом и стало так пронзительно-холодно, словно меня в моих серых бермудах и легкой футболке с выложенной стразами на груди хитрой кошачьей мордахой резко засунули в холодильник. Нет, даже не в холодильник, а в морозильник!
Если в первые мгновения я возмущалась и была зла на того, кто так подло и некрасиво столкнул меня вниз, то сейчас мне стало страшно. Ни один из приступов не давал даже намеков на галлюцинации, не то чтобы рисовать такие яркие по ощущениям картины! Но, как оказалось, пугаться я поспешила. Настоящий страх накрыл меня через пару секунд, когда в жутком холоде, словно посреди лютой зимы, зрение у меня внезапно прояснилось и я смогла разглядеть заснеженные деревья и кусты. И сугробы мне по колено!