— Сиерлен, а тебя, случайно, не в отцовской библиотеке повязали? — осторожно спросила я.
— Я не нарушил закона! Свиток принадлежит драконам и твоему отцу он не нужен! Он даже языка на котором написан текст не знает. Для него это просто интересный экземпляр коллекции! А для нас — спасение от проклятия! — возмущенно воскликнул Сиерлен.
— Значит, я была права. Ты забрался в графскую библиотеку, — вздохнула я, — А скажи мне пожалуйста, тебе обязательно нужен подлинник манускрипта? Может, сойдет абсолютная магическая копия?
— Ты можешь сделать магическую копию того манускрипта, который мне необходим? — изумился Сиерлен.
— Знаешь, я в случае необходимости магическую копию со всей библиотеки могу сделать, — хмыкнула я, — А что, нужно?
Драконий оборотень помотал головой в знак отрицания: «Со всей вашей библиотеки — не нужно. Нужно — с трех манускриптов. Один есть в библиотеке твоего отца».
— Ну, значит, как только ты оправишься настолько, что сможешь осилить небольшую прогулку по коридору, мы найдем манускрипт, который тебе нужен и сделаем магическую копию.
Сиерлен посмотрел на меня внимательно и сказал: «Если у тебя получится сделать копии с тех манускриптов, что я ищу… это… сильно поможет».
Я хмыкнула снова. Истинная? Возможно. Но дракон все еще не доверял мне настолько, чтобы рассказать обо всем, что вынудило его принять человеческий облик.
— Тогда вставай, — приказала я.
Сиерлен непонимающе посмотрел на меня, словно взглядом переспрашивая, что именно ему необходимо сделать. Пришлось повторять инструкции.
— Ты сейчас очень слаб. До библиотеки сам не дойдешь. Оставлять тебя одного я тоже не хочу. Значит, будешь тренироваться ходить. Чем быстрее встанешь после операции, тем лучше. И тем скорее я создам копию манускрипта, которая тебе нужна. Ты и так уже сутки в постели, пора понемногу двигаться.
Драконий оборотень кивнул и попытался резко встать.
— Не так быстро! — мой крик предостережения немного запоздал, мальчик уже успел повалиться обратно с приглушенным стоном, держа руки на солнечном сплетении.
Вторая попытка подняться была плавной и медленной. Во-первых, дракону помогала я, во-вторых, Сиерлен наконец уяснил, что резкие движения чреваты сильной болью, которую практически невозможно терпеть.
Опираясь на мое плечо драконий оборотень медленно доковылял до окна и замер, с тоской глядя на заходящее местное светило. Не закат его расстроил… это понимала даже я. Тот, кто познал свободу полета в небе, с отчаянием воспринимает невозможность таких полетов. Такого искреннего горя, какое застыло маской на лице Сиерлена, когда дракон смотрел в небо, я еще не видела в этом мире.
— Я обещаю, что устраню причину, по которой ты не можешь обернуться черным драконом, — тихо сказала я, обнимая мальчика за плечи. Пусть нелепое утешение, но лучше, чем никакого вовсе.
И мгновенно поняла, что иногда «лучше никакое вовсе» утешение, чем так, как я «проехаться по нервам на танке». Мальчишка вздрогнул. И словно превратился в каменного у меня под ладонями. А такое напряжение после операции — не самое правильное поведение для пациента. B этом моя вина!
И дернул же меня … нехороший дядя лезть к мальчишке со своими утешениями… оборотень повернулся ко мне, что-то у него в глазах мелькнуло такое… неправильное. Я такие взгляды шкурой чувствую. Шестым чувством. А потом мальчик просто стал плакать. Совершенно беззвучно, он, наверное, и сам не понял, что плачет, так медленно и неотвратимо катились по щекам слезы.
Ругаться у меня сил не было. Я обняла мальчишку, надеясь, что телесный контакт повлияет на него, не давая провалиться в депрессию, или еще хуже, апатическое состояние, когда пациенту совершенно безразлично, что происходит вокруг и с ним самим. Если из-за меня подключится психосоматика… Хотелось громко перебирать нехорошие слова, которые я знала, но ругаться перед мальчишкой было стыдно, тем более он совершенно не знает, что эти слова означают. Напиться? А что, это идея! Подарок гномов манил. Но что будет с драконьим оборотнем, если я на сутки — в нирвану?
Ну не психолог я, единственное оправдание. Мне подруга, закончившая как раз психологический, не раз объясняла, что нельзя так с людьми — ножом по живому! С не совсем людьми, как оказалось, тоже нельзя. А я — как танк, ничего под гусеницами не чувствую. «Считываю» ситуацию «на раз», а вот «разруливать» не умею. Не мое… Единственный плюс — хирург я хороший… была. За что меня, собственно, в отделении и терпели. Ну и заменить было некем. Как они там теперь без меня? Володьку, нашего хирурга «вызывайте-в-любое-время», заездили небось, он еще год назад от нас грозился в Склиф перейти работать. Давно его туда студенческий друг сманивал. Мы же городская больница, не профильная…