Выбрать главу

– Поздно. Он все равно докопается. Не сегодня – так завтра. А в одиночку там делать нечего. Это для меня в уравнении есть неизвестные, а для Фицроя все однозначно.

– Мы что-нибудь придумаем, – разговор подходил к концу, и Фелисити оглянулась, обдумывая план отступления. – Мы ведь не просто преподаватели, и никогда не будем только ими. Даже если понадобится изменить прошлое, все равно...

Конец фразы Фелисити уже не расслышала, спрятавшись за дверью ближайшего тренировочного зала. Но и без того разговор давал обильную пищу для размышлений.

Подождав минут пять, она поспешила на Орбиту. Огромный зал пустовал, залитый предзакатными лучами солнца, лившимися через далекую прозрачную крышу. На втором ярусе поблескивали ровным цветом индикаторы экранов; Фелисити покосилась на блестящие перила и поморщилась от неприятных воспоминаний. Они заставили ее поверить, будто все происходило всерьез!

– Ваш отец гордился тем, что учил Белую контессу. Пусть и совсем недолго.

Она вздрогнула. Советник Фицрой стоял в нише, прямо перед зеркалом в раме, и задумчиво водил пальцем по его поверхности.

– Я не хотел быть резок с вами, мисс Кэм. Не стану скрывать, эта Академия и вся история ее основания глубоко тревожат меня.

– С чего бы? – Фелисити запоздало вспомнила, что стоило изобразить книксен. – Вам-то какое дело до игрушек, в которые играет контесса?

– Не верите, что эта затея всерьез? – советник отошел от зеркала и спустился по ступеням к барной стойке. – Я думал, генерал позаботился о том, что вы знали легенды назубок.

Фелисити фыркнула в голос.

– Я знаю легенды, не беспокойтесь! Поэтому и не верю в этот балаган. Тьма не вернется, и даже Синдикат скоро упрячут за решетку. Чего бояться?

Фицрой следом за ней задрал голову к экранам на втором ярусе, и Фелисити с удивлением заметила у него на висках проблески седины. Ему ведь еще и сорока нет, неужели политика так состарила беднягу? Она подавила приступ жалости и скрестила руки на груди.

– После Великой битвы контесса не вернулась на Светлую половину, – пробормотал вполголоса советник. – Как легенды это объясняют, мисс Кэм?

Фелисити нахмурилась.

– Просто она не любила жить во дворцах и знала, что может еще многих спасти. И спасла.

– Действительно, – поцокал языком Фицрой. – Многих. А вы знаете, сколько среди них было преступников? Людей, которые нарушали закон многократно, с извращенным удовольствием? О, вы даже не представляете, сколько их было, мисс Кэм. Вы ведь понимаете, что контесса скрывала данные не от хорошей жизни.

Скат. Крас. Фелисити кивнула, не до конца понимая, куда он клонит.

– Каждый человек – это совокупность генов и жизненного опыта, если утрировать. А жизненный опыт, мисс Кэм – это люди, которые нас окружают. Легенды говорят, что контесса умела любого обратить к добру, но вам не кажется, что это звучит чересчур фантастично для нашей реальности? Она дарила каждому частичку себя, это правда – но разве это не значит, что и частичка каждого переходила к ней?

Фелисити вздрогнула. Советник нес чудовищную ересь, чем-то напомнив ей недавний разговор с Владом. К его логике нельзя было придраться, и вместе с тем...

– Почему бы вам не сказать ей это в лицо? Зачем вы распаляетесь передо мной, вы же знаете – контесса ни разу не снизошла до беседы со здешними студентами!

Фицрой вздрогнул, его рот скривился в горькой усмешке, которая тут же сменилась печальной улыбкой.

– Вы правы, мисс. Это всего лишь неуклюжая попытка извиниться. Я накричал на вас – но лишь потому, что боюсь, как бы в погоне за Тьмой снаружи Академии, вы все не оказались во власти Тьмы, которая может таиться внутри. Я всегда готов выслушать вас, если захотите поговорить. Передавайте мои самые искренние пожелания генералу. Доброго вечера. 

Прежде, чем Фелисити успела придумать достойный ответ, Фицрой уже исчез за центральными дверями, ведущими к лифту. Она прислушалась, и уловила едва заметные шаги в правом коридоре. Подхватив со стойки последний холодный сэндвич, Фелисити двинулась следом. Спальни остальных студентов напомнили в очередной раз, в каком зоопарке она оказалась. Пройдя мимо десятка дверей, на которых болтались забавные голограммы или смешные таблички, Фелисити услышала громкий, неприятный и до боли знакомый смех. Она осторожно свернула за угол.