— Сыновья! — граф Харве вошел в зал последним.
Немолодой мужчина с практически полностью седой головой и гладко выбритым лицом. Морщины собрались в уголках глаз лучиками, но это совершенно не смягчало суровое выражение лица.
Одет граф был как обычно в дорожную одежду хорошего кроя. Ровные брюки светло-бежевого цвета, белая рубашка и свободная жилетка. В такой одежде можно был как путешествовать, так и принимать гостей в семейном гнезде.
— Отец! — сыновья поклонились одновременно, выражая свое почтение хозяину дома и земель.
— Обойдемся без обмена вестями, — сухо проговорил мужчина, остановившись рядом.
Он слегка припадал на правую ногу. Травма молодости давала о себе знать. И все чаще графа Харве можно было увидеть с тростью в руках. Но сегодня он ею пренебрег, будто стараясь казаться перед сыновьями сильнее, чем он есть на самом деле.
— Что-то стряслось? — подал голос старший из сыновей.
Высокий смуглый мужчина с обритой наголо головой. Его глаза, такие же ярко-синие, как и у Найджела, смотрели с подозрением и осторожностью. Отец мог сообщить сейчас всем как добрую весть, так и объявить, что начинается война.
— Стряслось, — не стал успокаивать своего наследника граф. — На пороге моего дома появились ревнители. Никто мне ничего не хочет сказать?
У Найджела перехватило дыхание. Дурное предчувствие сжало горло ледяными щупальцами. Он дернулся, будто от удара.
— Это я их позвал, — шаг вперед сделал Дархар — средний брат. Выше Найджела на целую голову. С непослушными черными кудрями и непомерно широкими плечами. Он единственный унаследовал цвет глаз отца — черный.
— Ты? — Граф Харве вскинул бровь, оценивающим взглядом наградив одного из сыновей. А потом фыркнул: — Кто ты такой, мальчишка? Как позволил себе такую наглость и дерзость?! Привести к моему порогу ревнителей?
— Но… — Дархар испуганно отступил. — Вы ведь не знаете, отец…
— Именно! Я не знаю, — подтвердил он. — Я не знаю, ради чего ты привел сюда этих палачей!
Зато Найджел знал ответ. Но до сих пор не мог поверить в то, что брат сделал это.
— Так почему же я обо всем узнаю последним? Кто будет следующим? Чьих палачей ты приведешь в следующий раз? Отвечай! — рявкнул граф Харве.
— Это все Найджел! — Дархар произнес имя виновника. — Это за ним явились ревнители! Он еретик!
Сердце младшего графского сына пропустило удар. Он страшился поднимать глаза не отца, которого уважал всем сердцем.
— Это правда? — в голосе хозяина дома и близлежащих земель не было удивления. Не было вообще никаких эмоций. Только сухость пустыни. — Найджел?
Он не знал, что сказать. Как правильно ответить на этот вопрос. Не поднимая глаз, он лишь сжал кулаки и медленно кивнул.
— Я не слышу тебя, мальчик!
Граф Харве никогда не называл их сыновьями, если злился. Он будто обрывал родственные связи в это мгновение. Звал их мальчишками, несмотря на возраст.
— Кому приносишь ты молитвы каждый вечер и каждое утро? — его голос прогремел грозой, что так редко бывала в их землях. — Кого просишь о помощи и к кому отправишься, когда умрешь?
— К стихиям, — тихо ответил Найджел, но все его услышали.
— Стихиям, — горечь промелькнула в голосе отца. — Так ты и в самом деле еретик… Дархар!
Средний сын встрепенулся, скорее всего, надеясь услышать похвалу. Но Граф Харве его осадил.
— Ты заслуживаешь смерти за то, что сделал.
— Что?! — ошарашенно прошептал парень. — Но ведь я… Он же еретик, отец!
— Еретик, — не стал спорить граф Харве. — Но он еще и твой брат. Ты не чтишь семейные узы. Ты готов отправить на смерть родного брата. За это я изгоняю тебя.
Последние слова повисли оглушающим эхом в зале, где собрались все мужчины семьи Харве.
— Что?! Вы не можете! — Дархар отступил на шаг, недоверчиво глядя на отца. — Вы… не можете…
— Ты собираешься диктовать мне, что я могу, а что нет?! — его гневу не было предела. Будь в руках мужчины трость, она бы уже указала место зарвавшемуся юнцу.
Средний сын покачал головой. На его лице был написан ужас и недоверие. Найджел сейчас выглядел ничуть не лучше.
Изгнание являлось одной из самых суровых мер наказания. Дархар только что лишили всех средств, фамилии и защиты. С этого момента он был сам по себе.
А если посмеет назвать себя именем семьи, то будет лишен языка, как лжец.
— Я прошу прощения, — склонив голову и наступив на глотку своей гордости, проговорил Дархар. — У вас, отец. И у своего брата Найджела.
Младший сын молчал. Он ждал решения хозяина земель. Только он мог ответить, прощает ли глупого отпрыска или нет.
За всем этим Найджел даже не подумал, что брат действительно привел к нему палачей. Ревнителей, которые рубили головы и жгли тех, кто не поклонялся Великому. Они вешали вдоль дорог и трактов тех, кто поклонялся другим богам.
И там было место для Найджела Харве. Одна из веток дерева, или один из костров.
Место для еретика.
— Ты изгнан, — сурово повторил граф Харве. — Ты уйдешь сейчас же, мальчик. И никогда не посмеешь вернуться. Теперь твоим домом стал целый мир. И будь благодарен, что я не казнил тебя на месте.
Найджел зацепился взглядом за саблю, приточенную к поясу отца. До этого момента он ее почему-то не замечал. Зато сейчас… сейчас будто бы сам ощутил холод лезвия, прижатого к беззащитной шее.
Дархар ушел быстро, зная, что отца не понять мольбами и просьбами. Он ушел молча, опустив взгляд.
Ушел, уступив черед Найджелу.
— А ты, — граф Харве вспомнил о провинности младшего сына, когда за средним слуги закрыли тяжелые каменные створки. — Что ты можешь сказать мне в свое оправдание? Помни, что ревнители еще не успели покинуть город. Подбирай слова тщательнее.
“Он не пощадил Дархара”, — подумал Найджел. — “На что тогда рассчитывать мне?”
— Я уже все сказал, — отозвался младший сын, все еще не находя в себе сил посмотреть отцу прямо в глаза. — Я не верую в Великого. У меня другие боги.
— Это болезнь, — покачал головой граф Харве. — Определенно болезнь.
Найджел на это ничего не ответил. Он ждал приговора. Изгнания или казни. Может быть прямо сейчас из ножен выскользнет сталь, рассечет воздух и… Это будет последним, что он услышит. Последним звуком в его жизни.
Но пока вокруг была сплошная тишина. И только сердце билось так быстро, будто стремилось покинуть грудную клетку.
— Мы тебя излечим, — наконец произнес граф Харве. — Я найду лекарей.
Найджел уже тогда почувствовал, что дело пахнет гарью. Но ничего не мог ответить отцу. Тогда еще не мог.
Тогда он согласился на все, боясь повторить участь среднего сына графа Харве. Да только его ждало кое-что пострашнее изгнания. А потом… потом изгнание приходило к нему во снах. В добрых и приятных снах. Оно снилось ему не как кошмар, а как награда.
Но было уже поздно.
Найджела заточили в башне под присмотром стражи. В крохотной серой комнате не было ничего, кроме тонкого матраца, брошенного прямо на пол. И зарешеченного окна.
В комнате с ним постоянно находился один из стражников. Он следил за тем, чтобы младший сын графа не возносил молитвы чужим богам. Иногда говорил с Найджелом. Но очень редко.
Не было ничего для пятнадцатилетнего мальчишки кроме серых стен и неба за окном. Он начинал сходить с ума. Терял счет времени. Не понимал, почему отец с ним так жесток.
А потом… потом пришел еще один мужчина. Он принес с собой кожаный саквояж. Поставил его на пол, тот зазвенел металлом.
— Ну что, начнем лечение, Найджел, — произнес мужчина, открывая свой багаж и вытаскивая огромные щипцы. За них зацепился тонкий острый нож и тут же упал обратно в нутро саквояжа, издавая тот самый металлический звон. — Только Великий сможет тебе помочь. Моли его о пощаде. Моли, как никогда не молил.
Младший сын графа Харве вырывался, кричал, когда щипцы коснулись кожи над коленом. Но никто не слышал его мольбы. Ни люди, ни боги.