Глава 1.
Я сижу на деревянном мостике, обняв колени руками, и смотрю на воду, в которой вместо собственного отражения вижу своих родителей, когда под крупными каплями дождя поверхность покрывается рябью. Воспоминание вспышкой проносится по воде, под оглушающие раскаты грома, и я, словно наяву вижу, как родители смеются надо мной, стоя на берегу в обнимку.
Тогда я пыталась поймать бабочку, чтобы понять, как работают её крылышки. А в итоге упала в озеро, подцепив лярейку – разновидность местных лягушек, которые до боли приставучие создания, скажу я вам. Поэтому, стоя в воде, я ещё несколько минут пыталась отцепить от себя эту мерзость со скользкими лапками и длинным проворным хвостиком, который то и дело цепляется за тебя. Однако вместо того, чтобы избавиться от этой заразы, меня окружили её подружки, облепив всё лицо!..
Родители долго хохотали, вспоминая выражение моего лица, когда я едва ли не натирала кожу амфорным маслом, чтобы как следует дезинфицировать её после этих тварей.
Сегодня ровно десять лет, с тех пор как их не стало.
Десять лет, с тех пор как в моём сердце появилась пустота…
— Кейла! Вот ты где! Могла бы предупредить меня, чтобы я не искал тебя по всему поместью! И почему ты сидишь под дождём? Ты же насквозь промокла! — неожиданно слышу за спиной знакомый ворчливый голос, и недовольно хмурюсь.
Терпеть не могу, когда мешают моему уединению. И он прекрасно об этом знает!
Я резко оборачиваюсь назад, не обращая внимания на то, что одежда порядком сковывает движения, облепив тело, и смотрю в пронзительные голубые глаза.
— Перестань. Твой взгляд на меня не действует. Я уже давно выработал на него иммунитет, — насмешливо отвечает он, переминаясь с ноги на ногу, стоя под прозрачным куполом, защищающим его от дождя.
Я, хмыкнув, усмехаюсь. А затем снова отворачиваюсь, глядя на беспокойное небо, затянутое плотными тучами. Изредка в этой гуще проносятся яркие всполохи молний, которые освещают тёмное, беспросветное полотно…
— Кей-й-ла…— недовольно протягивает он, продолжая стоять позади меня, чем начинает раздражать ещё больше. — Даже, если ты заболеешь, то все равно поедешь в Айстридж. Правда жить будешь в лазарете, вместо уютной комнаты в общежитии, — спокойным голосом произносит этот мужчина. Однако я улавливаю в его интонации ироничные нотки.
Тяжело вздыхаю, последний раз провожу рукой по воде, создавая волны, запоминая её особый аромат, так хорошо смешавшийся с привкусом детства. А затем поднимаюсь.
Надо признать, он прав. И смысл в его словах однозначно есть.
Мне придётся поехать в Айстридж…
Я оборачиваюсь назад.
Мы встречаемся взглядами.
Мой – изумрудный, с проблесками янтаря. И его – чистейший голубой.
Проходит пару секунд, и мы начинаем улыбаться. Губы с каждой секундой всё больше растягиваются в улыбке, далеко напоминающей детство…
Он мотает головой из стороны в сторону, а затем протягивает мне свою руку.
С минуту я смотрю на неё, раздумывая из-за упрямства, которого во мне хоть отбавляй, когда капли воды стекают с моих волос, падая на одежду. А затем всё же протягиваю свою ладонь.
Он быстро притягивает меня к себе под купол и, приобняв за плечи, произносит, мотая головой из стороны в сторону:
— Ну и упрямая же ты…
— Вся в тебя, — насмешливо говорю я, прекрасно зная характер этого мужчины. И пускай в высшем обществе он пытается быть сдержанным и почтительным – на самом деле тот ещё беспризорник. Если, так кончено, можно выразиться о собственном дяде, которому тридцать пять лет от роду.
Он закатывает глаза. Длинные ресницы насмешливо трепещут, когда я фыркаю, зная его талант обольщать женщин.
— Маленькая подхалимка, — констатирует он, когда мы движемся в сторону поместья.
Однако вместо очередной ехидной реплики, с ответным эпитетом, как это происходит всегда, я вдруг произношу, глядя на небосклон, в котором, кажется, утонула целая вечность:
— Я скучаю по ним…
Рэймонд обнимает меня крепче, прижав к себе, и произносит, когда перед нами уже высится величественное поместье рода – де Мэйлоу:
— Я тоже, Кей. Я тоже…
Его голос всегда выдаёт его истинные эмоции. Правда, если он того действительно хочет. И сейчас я слышу эту горечь, грусть и…нехватку. Нехватку их обоих…
Привычно преодолев подъездные дорожки, мы сворачиваем через аллею. Проходим пару метров и оказываемся на заднем дворе.
Я тут же выбегаю из-под купола и захожу в дом, правда с запасного выхода.
Трясу головой, пытаясь стряхнуть с волос лишние капли воды и перевожу взгляд на дядю. Его купол тут же исчезает, стоит ему щелкнуть пальцами. Он смотрит на часы на своей руке, а затем констатирует: