Вырез, вырез…
Та-а-ак! Стоп!
А над вырезом ожерелье. Которое с горным хрусталём и черной атласной лентой. Которое Жель притырил потом. Которое сильнейший любовный артефакт, как с помощью Милицы выяснилось…
Гадюка она все-таки, причем гадюка самая что ни наесть гадская!
А я круглая дура! Нет, безмозглая идиотка!
— Ты почему мне не сказал, у кого украл то ожерелье? — напустилась я на Жуля, который от звука моего голоса вздрогнул и перестал отколупывать краску со спинки кровати. — О боги, я должна была вспомнить, должна была понять раньше, чего это, собственно, мой папочка, который и под страхом смертной казни жениться больше не хотел, вдруг так скоренько собрался под венец?! Она же приворожила его, элементарно приворожила! Артефакта-ожерелья она благодаря Жулю лишилась, но я руку готова дать на отсечение, что чем-то его заменила — любовным порошком, например… Да мало ли средств присушить к себе мужчину. А папа-то каков! Я-то думала, у него от таких дамочек железобетонная защита!
Проговорив свои сбивчивые измышления вслух, я вскочила с кровати с намерением мчаться к отцу, дабы открыть ему глаза на разлюбезную, но тут же упала.
Из-под кровати вылезла сизая рука с крючковатыми жёлтыми когтями, схватила меня за лодыжку и потащила.
Бука все-таки пришел за мной.
Я попыталась долбануть его огненным пульсаром, всеми боевыми заклинаниями, которые знала, но моя ворожба отскакивала от него, как от заговоренного.
В кровь ломая ногти, я пыталась зацепиться хоть за что-нибудь… Тумбочка, пол, ковер…
Монстр, которого я не видела, но клешня которого была окутана черным туманом, тащил меня под кровать. И он был невероятно силен.
Непрошибаем.
Из последних сил я закричала, но крик мой глушил черный дым, язычки которого, змеясь из-под кровати, окутывали, помогая монстру утянуть меня…
А потом бука утащил меня под кровать — в мертвый верещатник из самого кошмарного сна…
ГЛАВА 28
Выглядел бука отвратительно — худое горбящееся существо с жилистыми черными руками, торчащими из грязно-серого балахона, напоминающего пододеяльник, который не стирали как минимум… никогда.
Из верхней прорези пододеяльника торчала костлявая голова, внутри которой клубился мрак, охватывающий всю его подрагивающую и перетекающую фигуру. Он сидел в магической клетке с огненными прутьями, точно так же, как сидели в клетках другие монстры — причудливые, уродливые и опасные. Была здесь странная желеобразная слизь цвета сырого мяса, комар-мутант с огромным острым жалом, паук с бугристой кожей и головой старика, усеянной зубастыми пастями…
И Жуль!
Мой бедный маленький енотик тоже находился в одной из клеток, и сердце мое сжалось от страха за него. Он вел себя молодцом — сидел неподвижно, не высказывая беспокойства и страха, но он был таким маленьким и беззащитным, что у меня на глаза навернулись слёзы.
В такой же клетке сидела и я. От колеблющихся прутьев исходил неровный жар, но мало того, что к ним нельзя было прикоснуться, клетка не пропускала магию, рикошетила любое заклинание. Хуже всего то, что клетка была вполовину человеческого роста и очень узкая при этом, потому, чтобы не обжечься, мне пришлось сесть, скорчась в три погибели, на узком пространстве в самом ее центре на холодном мраморном полу и обхватить себя руками.
Я оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, куда попала. Это была круглая, некогда величественная, а ныне запущенная и захламлённая зала. Сквозь провалы в потолке и стенах можно было рассмотреть, что нахожусь я на огромной высоте, в полуразрушенном замке, стоящем посреди призрачных вересковых пустошей, тянущихся на многие километры окрест.
Страшным было небо в этих проклятых местах — черно-фиолетовое, оно бурлило, искрило, фонило, исходило сильнейшей разрушительной магией, в некоторых местах изливалось черным или тёмно-зелёным дождём, под которым вереск таял, будто на него вылили кислоту, обнажая черные дыры в самой ткани этого жуткого мира — разлагающегося, гиблого мира, находиться в котором было просто физически тяжело.
Его атмосфера давила на тебя со всех сторон, как будто хотела высосать из тебя всю магию и жизнь.
— Мне понравилось, как ты меня поцеловала, — я резко обернулась на звук знакомого голоса. — Может, повторим?
Он!
Предатель!
Пантилеймон Ортодеус в мантии из плотного атласа цвета спекшейся крови с бархатными вставками по переду и на рукавах, вышитых золотым кантом. Золотистые волосы его, как всегда, были тщательно уложены, и вообще заместитель ректора Академии Хозяйственной Магии выглядел ухоженным и холеным и совершенно не вписывался в окружающую обстановку. Можно было бы подумать, что он очутился тут случайно или его привели насильно, так же, как и меня…