В общем, солнышко светило, птички пели, я, свободная и беззаботная, шла по лесу (впрочем, на всякий случай кидая кой-где магические маячки, чтоб не дай бог не заблудиться), напевая какую-то весёлую песенку. Жуль, кажется, тоже был рад прогуляться на природе.
Значит, шла я себе, шла, и вот так свободно, беззаботно и весело угодила в чей-то капкан. Ставили со знанием дела — капкан был рассчитан именно на мага. Пальцы — главный мой инструмент и оружие — свело судорогой. В довершение всего на капкане стояла сигналка, которая незамедлительно сработала и своим чутким магическим ухом я уловила тоненький, но чрезвычайно пронзительный и противный перезвон крошечных колокольчиков.
Страшно было ждать появления тех, кто поставил капкан, но еще страшнее стало, когда они показались из-за деревьев: немытые, обросшие годами нечесаной шевелюрой люди в каком-то рванье. Главаря я приметила сразу — он был самым грязным и самым длинноволосым. И в этих самых космах что-то, кажется, жило своей отдельной жизнью и, возможно, даже уже было на стадии развития своей собственной письменности.
— Ути-пути, цыплёночек! Ты откуда в наших краях, малышка? — просюсюкал один из разбойников.
Это вы откуда в этих краях, ребята? Ведь все знают, что Южный тракт от разбойников уже лет десять как очищен полицейскими магами и абсолютно безопасен.
— Сработала ловушечка-то! — восхищенно протянул один из мужиков.
Я попыталась пошевелить пальцами, но безрезультатно, кем бы не был тот, кто ставил капкан, он сделал свою работу на совесть.
— Царский подарок, воистину царский! Давно такая добыча не забредала! — вожак довольно оглядывал меня с разных сторон, как скаковую кобылу. — За одно ее платье можно у деревенских девок поживиться! А вот тут у нас, наверное, лопатничек, мамзели городские его всегда в таких местах прячут!
Грязная рука нырнула в корсаж моего платья и вытащила на свет божий кожаный кошелечек с моими кровными. Были у меня свободны руки — я б этой обезьяне устроила! Но пока оставалось только с яростью наблюдать, как мои средства к существованию исчезают в бездонном кармане оборванца.
— Затем цацка, — продолжал главарь, бесцеремонно сдернув ожерелье с лапки Жуля. — И енот! Басый мех, отличный капор мне выйдет!
Жуль ощетинился, готовясь бросится на врага. Мой маленький защитник!
— Но главное — она сама. Жалко, конечно, такую кралечку писаную кончать, но надо, ничего не попишешь… — вожак разбойников подкрутил своими немытыми пальцами мой локон. — Арцы — и в воду концы!
— Подавишься! — сквозь зубы процедила я.
— Чего ты пропищала, пигалица? — голодранец с преувеличенным вниманием наклонился ко мне, стремясь позабавить товарищей и покрасоваться тоже. — Я что-то не расслышал?
— Я сказала, ты об меня зубы поломаешь, деревенщина несчастная, — четко выговаривая каждое слово, произнесла я. — Отпусти меня, потешная обезьянка, пока не стало поздно!
— А ну заткнись, сучка городская! — мои слова, кажется, задели его чрезвычайно. — Это в городе у себя командовать будешь, поняла? Ты в моей власти!
И он замахнулся для удара, а я зажмурилась (меня никогда-никогда не били!), но руку его перехватил внезапно появившийся на поляне новый персонаж.
Лет тридцати трех, а, может, и тридцати пяти. Высокий, широкоплечий, небритый, с резкими чертами лица и волевым подбородком, тёмными короткими волосами и темно-карими глазами. И хотя был одет он очень просто — в белую рубаху и штаны с внешними клапанами и накладными карманами, он выделялся на фоне грязного отребья и производил впечатление действительно серьёзного человека, хотя и явно являлся представителем низкого сословья.
Пожалуй, да, это действительно был он — мужчина, который в своей мужской красоте, мужественности и стати может поспорить с моим папой и даже выиграть в этом споре.
— Верни девушке ее кошелёк и извинись за недостойное поведение, — негромко посоветовал мужчина оборванцу, выкручивая его руку на сто восемьдесят градусов.
— А это ещё что за хмырь? — удивлённо воскликнул кто-то из разбойников и бросился на выручку главарю, но получил от мужчины ногой в живот и прыть свою как-то подрастерял, упав навзничь и проскулив:
— Ах ты, упырь бессовестный!
Кем-кем, а упырём, и тем более бессовестным, мужчина с моей точки зрения не был: четким быстрым заклинанием он разбил удерживающий меня магический капкан и раскидал скопом кинувшихся на него разбойников, как сенбернар котят. Встряхнув освобожденными кистями, я немного помогла ему — не потому, что он нуждался в помощи, а чисто из удовольствия. Одному разбойничку скоренько наколдовала такие огромные уши, что лиходей в них запутался и повалился наземь. На второго наслала разноцветных птичек (давно хотела это заклинание попробовать, но не на ком опробовать было) — малютки зависли над подлецом стайкой, пронзительно чирикая и беспрерывно на него гадя. Бедняга метался по поляне и орал благим матом, быстро покрываясь толстым слоем помёта.