Я почему-то смутилась, отвела глаза, даже покраснела бы, если не эти проклятые блёстки, покрывающие мою кожу. Что-то было в его глазах… Такое… Вроде и смотрел спокойно, отстранённо, даже, может, немного иронично — мол развлекается девочка, и пущай себе. Но где-то в самой глубине его глаз, притушенный до самого-самого минимума, тлел какой-то странный огонек.
— Свечение? — взревел вовремя подскочивший Митрофанушка. — Я тебе устрою такое свечение…
— Не стоит наказывать студентку, Митрофан, — слабым голосом промолвил, кажется, до сих пор не отошедший Ортодеус. — Заклинание колодца действительно может давать весьма своеобразные побочные эффекты. Будем снисходительны…
— Хорошо, снисходительны — так снисходительны, — ласково улыбнувшись, кивнул Митрофанушка, а когда ректор, пошатываясь, удалился, так ничего и не допроверяв, рявкнул, — Через десять минут практика по погодной магии в поле! Опоздание засчитаю как прогул!
Ну, ничего, сокол ясный! Ты у меня на этой самой практике попляшешь! Любовный напиток, который выпила Мила, как раз подействует со всей силой.
— Вот это ты даешь! — то ли с осуждением, то ли с восхищением проговорила Виринея, и мы поспешили в поле.
Был холодный, ветреный и дождливый осенний день, и Митрофанушка заявил, что такая погода для посадки красного клевера, «полезнейшей в косметической магии травы», не подходит. Да он гений просто!
Я поплотнее закуталась в серый плащ с меховым подбоем, думая о том, что, в конце концов, клевер — клевером, а выгонять несчастных студентов в такую собачью погоду в поле нельзя. Ветер рвал наши плащи, дождь усиливался, постепенно переходя в ливень, а обувь утопала в размягчённом чернозёме.
— Итак, сейчас над полем я сформирую погоду, идеально подходящую для посадки клевера! — стараясь перекричать порывы ветра, сообщил Митрофан.
Он вышел в центр поля, поднял вверх руки, делая несложные, но заковыристые пассы ладонями, из которых в ту же секунду стало лучиться сияние апельсинового цвета. Митрофан скрутил два луча косичкой и направил в небо. Достигнув высоты метров в тридцать, косичка принялась раскручиваться сверху, причем лучей в ней было уже не два, а намного больше. Они накрыли пространство над полем своеобразным куполом. Ветер резко стих, дождь прекратился, пространство над полем очистилось от туч и на этом клочке засветло неяркое осеннее солнце, в то время, когда за границами поля бушевала непогода.
Стихийную магию в моем институте преподавали поверхностно, давая лишь необходимый минимум, поэтому я была впечатлена. И не только я.
— Митрофан Игнатьевич, это было… просто потрясающе! — воскликнула Милица с неподдельной страстью.
Мы переглянулись. Кажется, действует…
— Спасибо, Милица! — Митрофану явно было приятно такое восхищение его способностями. — Так, а теперь…
— Митрофан Игнатьевич, я… я давно хотела сказать, что считаю вас самым лучшим преподавателем по всей нашей академии! — Мила подступила ближе, не сводя с Митрофанушки голодных глаз.
— Спасибо, Милицушка, — кивнул тот, явно пока не заподозрив подвоха. — Сейчас мы научимся…
— Нет, Митрофан Игнатьевич, не надо слов, — Мила ловко накрыла рот преподавателя ладошкой. — Выслушайте меня! Вы так прекрасны, что и представить себе не можете! Ваши заклинания, ваш комбинезон и… и ваша лысина снятся мне каждую ночь, Митрофан Игнатьевич!
Митрофанушка покраснел, как варёный рак. Видимо, в отличие от других преподов, того же Анселми, студентки не особо радовали его своим вниманием, и суровый Митрофан растерялся.
Остальные студенты ошарашено наблюдали эту эпохальную сцену. Больше всех была, кажется, удивлена подружка Милы — Харита.
А Милица между тем взяла Митрофана за уши, опустила его голову и звонко чмокнула сурового препода в лысину, после чего поймала за грудки и с силой прижала к себе. Несчастный лишь слабо трепыхался в ее железных объятиях.
В побочных действиях любовного напитка действительно было написано, что он заметно прибавляет силы, и магической в том числе.
В процессе горячего поцелуя до Митрофана, кажется, дошло, что Мила не совсем в себе, потому он попытался ее нейтрализовать сложным пассом, но она тот час же заломила руки куратора ему за спину, сковав их пушистыми кандалами.
После этого, не отрываясь от Митрофанушки, одним щелчком наколдовала прямо в поле огромную круглую кровать с красными атласными простынями и пышно занавешенным балдахином, себя она облачила в весьма нескромную комбинацию, а с Митрофана сколдовала его любимый зелёный комбинезон, оставив куратора в одних белых семейных трусах с аппликацией головы дракона на причинном месте.