Запечатав письмо сургучом, я прикрепила его к лапке почтового голубя и выпустила птицу в окошко лазарета. И сразу почувствовала себя спокойнее. Матери, скорее всего, опять не до меня, но отцу я писать не буду. Вот не буду и все! Обида, конечно, не лучший советчик, но через себя я тоже переступить не могу.
А вот интересно, то, что папа полностью и вроде как бесповоротно забыл о существовании у себя некогда горячо любимой, но непутёвой дочери — это, может, какая-то его новая педагогическая метода?
В окно ворвался порыв холодного осеннего ветра, и я поспешила захлопнуть створку, да ещё и задернула его занавеской. Честно говоря, мрачный вид постанывающего на ветру леса и силуэт водонапорной башни на фоне сумеречного неба энтузиазма не добавляли, скорее наоборот.
Сейчас даже не представляю, как у меня хватило когда-то смелости отправиться туда на ночь глядя, чтобы помыться! Я никогда не была трусихой, всегда запросто решалась на самые отчаянные авантюры, даже не задумываясь о последствиях, но ядовитый лебен и заклинание Фила Шепарада, кажется, что-то изменили во мне… Я как будто стала уязвимой, боязливой… А может, просто чуть более взрослой?
Раньше я бы уже бежала из лазарета навстречу новым приключениям… и опасностям, которые так и липли ко мне со всех сторон. Помню, как-то я страшно простудилась (один парень в магполице наколдовал на спор ведро восхитительнейшего ананасового мороженого — так как ананас в наших краях фрукт редкий, то ведёрко мы вместе с друзьями уничтожили в рекордно короткий срок) и мой папочка, явно потирая руки от радости, что сбагрит дочу, на которую каждый день поступают жалобы, запер меня в больничном крыле.
А дело было как раз накануне Новогодья, которое в нашей столице (да и в провинции тоже) отмечают с большим размахом — всю ночь на улицах города шумит беззаботное празднество и свет в домах не гаснет до самого утра. Разумеется, такое веселье я пропустить не могла, потому свистнула в окошко горгулью, которая спустила меня вниз, после чего я тайным ходом выбралась из замка и уже через час пировала вместе с друзьями в знаменитом баре «Принцесса и портной».
Кстати, у местной травяной настойки (названия хоть убей не помню, зато помню, что она была ядовито-зелёного цвета и при этом горела синим пламенем) оказались потрясающие лечебные свойства: на следующий день о простуде я забыла совершенно… Так же, как и о том, что происходило в последнюю четверть вечера и о том, как попала обратно в институт.
По дощатому полу тянуло и я, поджав босые ноги, поспешила забраться в постель. Прижала к себе дремлющего на покрывале Жуля, который фыркнул, недовольный тем, что его потревожили, но потом прижался ко мне и затих.
Эх, жалко в лазарете сейчас, кроме меня, никого нет, даже словечком перемолвиться не с кем! А впрочем, может, оно и к лучшему: лежал бы на соседней койке какой-нибудь Феофан — мне бы от одного его только вида хуже стало.
Мой взгляд упал на корзинку с ягодами, которая стояла на прикроватной тумбочке. Я взяла одну ягодку и положила в рот: вкус потрясающий, в тысячу раз лучше ананасового мороженого… Да и вообще, всего, что я когда-либо пробовала. У княженики был отдаленный вкус ананаса, это да, но к нему примешивалось ещё несколько — прохладный, сладкий, ароматный, но в то же время пикантный…
А ведь эта вкуснятина ещё и обладает поразительными свойствами: быстро и безболезненно восстанавливает магический резерв. Я съела всего лишь несколько ягод, а уже чувствую, что мой полностью истощённый наполнился почти на четверть.
Интересно, с чего Пантилеймону Ортодеусу делать такие дорогие подарки в виде корзины с этой дорогущей ягодой? Странно… Мне казалось, что он с самого начала не проникся симпатией к моей персоне… Все не может забыть тот поцелуй в столовой?
Но этот поцелуй был забавой, игрушкой, по сравнению с поцелуем Власа… и Фила. Фил Шепард поцеловал меня… Я почти что отключилась, но я помню, каким горячим и жадным был этот поцелуй! И немного неловким, неумелым… Наверное, это как-то связано с ритуалом, иначе с чего Филу меня целовать? Он же меня на дух не выносит! Или выносит, раз спас от страшной смерти? Хотя тут его врождённое благородство, он просто не мог поступить иначе… А ведь перед тем, как начать ритуал, Фил сказал какие-то странные слова. Слова, которые не вписывались в рамки его обычного поведения…
Моя Фрэн… Так, кажется, он сказал!?
Но эту мысль я не додумала. Уткнувшись лицом в мягкую шерсть Жуля, я провалилась в сон.
Сны я смотреть любила — мне в основном снилась какая-то забавная ерунда, весёлый бред…
Но не теперь…