ГЛАВА 3
Я громко взвизгнула, оглушив всех присутствующих, включая себя, в один прыжок достигла постели, сдернула простыню и закуталась в нее на манер тоги.
Глаза ректора горели зловещим огнём. Но хорош, тут крыть нечем! Строго говоря, мужчины красивее магистра Аштона я не встречала: высокий, широкоплечий, с тёмно-каштановыми падающими на лоб волосами и серыми стальными глазами, с мужественными чертами лица он представлял собой женский идеал, возведенный в абсолют. За спиной ректора мялись гремлин и циклоп, так и не решаясь переступить порог моей комнаты.
— Фрэнтина Аштон! — прорычал ректор. — Я предупреждал тебя о том, что ты должна завязать со своими гулянками и проделками! Я говорил, что не потреплю поведения, которое демонстрируешь ты в стенах моего института! Я был к тебе снисходителен, но теперь вижу, что напрасно. Ты перешла последнюю границу дозволенного!
— Привет, пап! — как ни в чем не бывало помахала я, стараясь добавить нашей встрече непринужденности. — Я тоже очень рада тебя видеть…
Иногда такое прокатывало. Но сейчас, похоже, мой родитель был настроен серьёзнее некуда.
— Твоим поступкам нет оправдания, а тем более прощения! — не снижая тона, продолжил ректор. — Ты взломала печать на моем личном погребе и выкрала оттуда три ценнейших бутылки медовухи, подаренной мне гномами из Полуденных земель!
— Ну…. строго говоря, не три, а две, — попыталась поправить я. — Самую первую бутылку я выпила прямо там, потому согласно Магическому кодексу, погреба она не покидала и, следовательно, выкрадена не бы…
— Цыц! — прервал на полуслове отец, и я сочла, что будет благоразумнее мне рот все-таки закрыть. — Ты повязала бантик на голову Платона! Бантик!
Последнее слово магистр проорал таким голосом, что у меня уши заложило. А когда разложило, я с трепетом попыталась вспомнить события прошлого вечера. Такого я не помнила, да и вообще — я же не самоубийца, чтоб на подобное идти!
Платон — это папин любимец, огромный черный волкодав, страшилище ещё то, и при том, что он талисман нашей академии, все ее обитатели, включая меня, Платошу до смерти боятся. Даже представить страшно, что я вчера подходила к папиной собачке ближе, чем на три метра. Может, отец все-таки чего напутал? Но когда я рискнула об этом заикнуться, то получила в свою сторону такой взгляд, что постаралась стать ниже ростом.
— Однако тебе всего этого показалось, очевидно, мало, — обманчиво спокойным голосом продолжил ректор, чтобы гневно закончить, — Мало того, что напилась сама, так еще и напоила украденной медовухой повара, мадам Розмози, а когда несчастная жертва уснула, отправила ее прямиком в объятья Рондердриона Корнивона!
— Он же умер двести лет назад… — робко подала голос я.
— Я говорю про статую, которая стоит в холле! — громовым голосом перебил отец, видимо, его терпение и правда было на исходе. — Ты так напилась вчера, что даже не помнишь, что делала!
Рондердрион Корнивон — это отец-основатель Высшего Института Магической Полиции, видный полицейский маг, прославившийся громкими арестами преступников-магов не только в нашем мире, но и во многих других. Очень мощный такой дядечка был, мы на истории полицмагии его биографию наизусть учили и пересказывали — не дай бог ошибиться хоть в самой малейшей детали. Его внушительная статуя стоит в холле академии, и, к слову сказать, она единственная в академии неживая. Из уважения к его деяниям, наверное…
Корнивон дальний родственник Аштонов. Дело в том, что он строго-настрого запретил, чтобы Высший Институт Магической Полиции становился государственным учреждением. ВИМП сотрудничал с короной, готовил для магической полиции прекрасные кадры, но при этом оставался частным высшим учебным заведением, которым должна была владеть семья Корнивона. Должность ректора магполица передавалась по наследству от отца к сыну или дочери. К сожалению, сам Корнивон отпрысков не оставил, в результате чего ВИМП перешел к его отдаленным родственникам Аштонам, которые и управляли институтом по сей день. Правда, отец говорил, что на мне ректорство нашей семьи прервётся, ибо он свой драгоценный магполиц на меня не оставит.
Представив нашу объёмную повариху на руках строгого Корнивона, я чуть было не прыснула, но смеяться мне расхотелось, когда представившаяся картинка вызвала ряд других и все события вчерашнего вечера встали передо мной, как наяву.
Папа между тем разорялся по поводу его вышедшего терпения, обманутого доверия, и еще чего-то там… Кое о чем, совершенном мной вчера, он явно не знал и наивно полагал, что на этом список проделок вышел.