А стоящий рядом с Томролом молодой человек с длинными волосами цвета пшеницы, убранными в высокий хвост, перевитый белой лентой, и ясными голубыми глазами — не кто иной, как лорд Дарен Мерсер серебряные галуны на тёмно-синей форме которого свидетельствовуют о том, что он занимает весьма себе немаленькую должность полицмагистра и, следовательно, обладает ого-го какими полномочиями.
За спинами у вышеозначенных господ незаметненько так притулились шестеро полицаев-рядовых, как бы прозрачно намекая, что весь этот отряд прибыл в наши края с серьёзными намерениями.
И во всем этом не было никаких сомнений, кроме одного — каким образом Дарен Мерсер сумел дослужиться до чина полицмагистра?
Был он старше меня на пять или шесть лет, но я прекрасно помнила, как стонал от него папенька, когда лорд Дарен учился в магполице. Вроде отпрыск знатнейшей семьи королевства, просто так не выгонишь, но магией Мерсер был одарен весьма и весьма скромно, точно так же, как, к сожалению, и умом.
После того, как, проучившись год, он не сдал ни одного экзамена, папа хотел с легким сердцем отчислить лорда, но вмешался сам король, которому за Дарена ходатайствовали его могущественные родственники, и в частности, дядя, бывший в то время у короля в фаворе.
Скрипя зубы, папе пришлось смириться (думаю, в этом не последнюю роль сыграла красотка сестра Дарена Анабель, которая выдвинула свои аргументы в виде груди пятого размера и прочих прелестей) и оставить Мерсера в институте. До третьего курса дела шли очень грустно, ибо Дарен на занятиях блистал такими выдающимися аналитическими способностями, что преподаватели тихо плакали, будучи вынужденными терпеть его и ставить ему сносные оценки.
На зельеварении, например, у Мерсера вместо зелий и элексиров каким-то неведомым образом получалась ненамагиченная абсолютно бурда одного и того же коричневого цвета, с таким отвратным запахом, что профессор Чортрис однажды, не выдержав, вылила ее лорду на голову. Чортрис тогда чуть не уволили, но папа вступился за нее горой и смог отстоять.
На боевой магии Дарен тоже отличался, частенько обстреливая огненными пульсарами и ледяными дротиками своих одногруппников и преподавателя, а сочинения, написанные им по разновидностям темных сущностей и теории физической магии преподы частенько зачитывали на своих кафедрах в качестве анекдотов.
Один раз я даже присутствовала и помню что-то в таком роде: «Вампиры очень плохие. У них есть длинные зубы. Ими они кусают всех. Спасти от вампиров может чеснок и святая вода. Живут они на могилах. Если увидел вампира, лучше бежать подальше».
Но с третьего курса сочинения и рефераты Дарену Мерсеру стали писать щедро одаренные его дядей самые знаменитые маги и кудесники нашего королевства, а насчет диплома дядя договорился с самим профессором Леграном, дипломным руководителем Мерсера. Легран написал диплом и сам же поставил за него высший балл, и Дарен Мерсер наконец-то выпустился из ВИМП, после чего дядя тут же устроил его к себе. А мой отец с горечью сказал, что такой специалист, как Дарен — несмываемое пятно на репутации магполица.
Даже и не знаю, что хуже — что лорда Дарена Мерсера прислали, чтобы расследовать исчезновение Мартына Задоя или Гелдрик Томрол в роли проверяющего правомерности применённой Филом черной магии?
Наверное, все-таки второе. Хотя разницы между первым и вторым особой не было, так как эти двое шли в комплекте.
— Уж кому-кому, а вам, милорд, о распущенности лучше помолчать! — тоном, далёким от любезного, заявила я, глядя в мутные глаза Томрола.
— Фрэнтина Аштон, вы забываетесь! — ядовитым голосом прошипел мерзавец. — Вы всего лишь студентка, в отношении которой будет проведено расследование, я же, ни много ни мало, представитель государства. И не надейтесь, что положение вашего отца как-то вам поможет. Я проведу дознание со всей беспристрастностью и принципиальностью, на которую способен!
На слове «всей» Гелдрик сделал какой-то особый акцент, в котором мне почудилось недоброе.
— Это радует, — проговорил Фил негромко, но все присутствующие повернули к нему голову. — Так как если нам покажется, что пристрастие имеет место быть, мы потребуем повторного рассмотрения всех обстоятельств нашего дела.
— О, милый мальчик Фил, — усмехнулся Томрол, показав мелкие, но чрезвычайно острые зубы. — Я уверен, что, учитывая опыт нашего прошлого общения, Фрэнтина Аштон расскажет мне все, как своему исповеднику.