Когда они покинули столовую, Талон, который только собрался поесть отодвинул от себя тарелку и незаметно пошел за ними. Конечно этого червяка и след простыл, но вот Кати… Она была на грани нервного срыва. В одной руке сжимая эту злосчастную чашку, а второй погрузив в содержимое какую-то штуку с экранчиком, смотрела на него и что-то бормотала. Слов было не разобрать, и Талон с огромным риском навел на нее камеру браслета. Стало лучше видно, что на экране, а голос в маленьком наушнике стал более различимым.
— Это мой яд… в моей чашке… как… только я знала… Это же мой яд… Его я придумала… Про него даже Питер… — Питер! Гаденыш! Он хотел отравить Кати! Отравил Аду! Попался киллер! Талон в ярости настроил слежку за телефоном Питера, и побежал самым коротким маршрутом.
Как только он добежал до стационара и, расталкивая мед-персонал, подбежал к койке Адель, но понял, что Питера убить следует сейчас и без промедления. Девушка лежала под капельницей и аппаратом искусственной вентиляцией легких, кардиограмма скакала, как бешеная.
— Питер! Где этот Сторки? — как бешеный закричал Талон.
— Молодой человек! Покиньте палату! Мистер Сторки очень вовремя доставил ее сюда, иначе девушка бы умерла… — немного остыв и не слушая то, что говорят ему женщины, Талон, как завороженный стал смотреть на девушку.
Мед-сестры наверно подумали что он ее парень, и просто за нее волнуется, решили оставить их наедине. Как только женщины ушли, он подошел ближе и посмотрел на лицо девушки. Бледное, холодное. Но красивое. Очень. Только один минус. Пара прядей свисали на лицо. Талон откинул пряди, провел рукой по волосам и чуть не закричал. Рука прошла сквозь волосы!
— Что за чертовщина?! — это была какая-то супер навороченная маскировка. Почему у него такой нет? Все лучше чем по сто раз расчесывать этот гадкий парик! Но кому понадобилось так маскироваться? Может… киллеру? Может Сторки и не виноват. Ведь чисто теоретически, Адель тоже новенькая. Живёт в комнате Катерин и Линн, хотя на курс младше их. А отравилась она чисто случайно, перепутав чашки. И то, что он нашёл её там, в лесу… Не было ли это подстроено? Вот, мол, я ни в чём не виновата, тащи меня, Талон, в мою страну киллерскую. Да и маскировка сто процентная. Даже агенты так не… Взгляд невольно упал на кольцо. Оно было единственным во всём облике, что носили не все ученики, а только она. Стремясь подтвердить свою догадку, он потянулся было к кольцу, но замер. Киллеры ребята умные. Она бы не попутала чашки. Нет, Адель не виновата. Чёрт, а это не может быть?.. Ладно, не до того! Так или иначе, отсюда она пока никуда не денется, а после Талон с ней, если надо, разберётся. Сейчас надо срочно найти сестру.
***
— Твоя работа?! — вернувшись из стационара накинулся на Катерин Питер. — И не надо мне тут сейчас лапшу на уши вешать! Это же твоя дрянь?!
— Я не травила ее! Правда! — в темно-шоколадных глазах собирались слезы.
— Ага, конечно. Правда, какая картинка! Адель, твою лучшую подружку, едва не убивают твоим, только тебе одной известным ядом. Даже я не в курсе его формулы, молчу уж о противоядии! Неужели киллер из «ПСИХ»? Вот я бы не удивился. Ты же наверняка где-то записала формулку, я кто-то приготовил, и подмешал. Может даже твой драгоценный Талон.
— Причем здесь он?! — слезы сменились на злость.
— Мне как-то до фонаря что ты ему сделала. И кем он тебе там приходится, но если ты ничего ей не подмешивала, тогда может просветишь меня?
— Это меня должны были убить! Яд был в моей чашке, понял?! Адель их просто перепутала! Хватит винить во всём меня одну! Это всё твоя вина! Если бы ты… если бы я… Да лучше бы… Может это вообще… — От волнения, злости, и желания расцарапать Питеру лицо, Катерин не договорила до конца ни одной фразы.
— Хорошая тактика. Травить одну, подставлять другую, а в итоге выходить чистеньким, — сказал кто-то за спиной. Питер резко обернулся, Катерин выглянула из-за него. Роджер стоял, скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на Питера. Получался странный треугольник. Питер был уверен (сейчас, правда, не совсем), что Адель отравила Катерин. «Роджер» — что Питер. А Катерин уже думала на Роджера, ведь он уже зарекомендовал себя не как просто ученик Академии, а как крайне подозрительный ученик Академии. И все трое были готовы просто кинуться друг на друга, с большим желанием убивать.
====== За много-много дней до этого ======
Назвать примерной девушкой Николь Сторки было крайне проблематично. В общежитие она возвращалась редко, да и то пьяная. А однажды вернулась вообще беременная. Её соседка не лезла в душу своей сожительнице, но, честно говоря, её она уже достала. Николь была красавицей, с чёрными шелковистыми волосами, и пронзительными зелёными глазами. Но эту красоту она использовала в известных целях — гуляя по ночным клубам, и работая в борделях. От клиентов у неё буквально отбоя не было, и от одного такого она забеременела. Первой мыслью был аборт. Второй — надежда на изменение, с помощью ребёнка. А третьей — собрать вещи и уехать. Смысла искать отца не было, да она и не хотела. Неожиданно проснувшаяся ответственность шептала, что сама виновата, не надо было вести такой мерзкий образ жизни, и ребёночек не виноват в глупости мамаши.
В общем, собрав вещи, и наскребя на билет, она первым же рейсом отправилась в Канаду, в свой родной город, из которого сбежала «в поисках лучшей жизни». Там у неё была небольшая комнатка, в которой Николь и поселилась. Подрабатывала она сначала в кафе, официанткой, а потом переводчицей на дому, когда живот стал уж очень большой. Соседи у неё оставляли желать лучшего, но кто-то, по старой памяти, даже помогал немного. На обследования и УЗИ Николь не ходила, не до того ей было, но ребёнка родила в больнице, когда срок подошёл. Мальчик родился пухленьким, крепким и здоровым. Это больше всего порадовало мать. Но потом начались проблемы.
Он плакал. Часто просил есть, а Николь пополнела. Она винила во всех своих бедах маленького сына, и не хотела дальше воспитывать. Запила, почти не кормила ребёнка и не работала. Мальчик рос худым, болезным, но хоть жил. Соседи не особо-то помогали, им тоже не нравился орущий ребёнок, но с голоду помереть не давали.
Когда Питеру исполнилось три года, его словно волшебник из сказки посетил. Социальный работник услужливо предложил свою помощь, а Николь и не отказывалась. Из запоя вышла, снова стала переводить тексты, правда, за копейки, но хоть что-то. Питера периодически даже конфетой баловали.
Он отличался от других детей не только привлекательной внешностью, которую и болезнь не портила, но и жёстким, холодным, сухим взглядом. Он не плакал, в младенчестве наревелся, если падал, то больше волновался за — не дай бог — испорченную одежду, чем за себя. Питер никогда не жаловался матери, понимая, что бесполезно, а все споры с ребятами решал кулаками. Драться его научил лучший друг — тоже неблагополучный мальчик четырнадцати лет, который занимался тем, что промышлял по карманам в толпе, и вообще воровал по мелочёвке. Этот парень был пятилетнему, хмурому мальцу просто как старший брат. Он таскал Питеру мелкие шоколадки, чёрствое печенье, однажды даже притащил большую булочку с сахаром, ещё свежую, тёплую. Они поделили её и съели. Парень этот учил Питера драться, защищаться и правильно разговаривать с уличными особями. Имени парня Питер не знал, а тот не спешил сообщать.
Кончилась и эта сказка — внезапно и грустно. Парнишку всё-таки поймали, когда он стремился стащить для Питера целую палку колбасы, но просчитал, и его поймали. Парень вырывался, кусался, а когда всё же бросил злосчастную палку, то выбежал на дорогу, где его насмерть сбила машина. Питер не плакал. Он просто молча горевал.
Потом мама каким-то образом вышла замуж, но Питера это мало волновало. В свои семь лет он почти не ходил в школу, шатаясь с мальчишками постарше по улицам, ввязывался в драки, а в его взгляде не было ничего детского. Но зато он был честен и справедлив, чего нельзя было сказать о других. Питер не отнимал сумки у девушек, и, по возможности, старался не допускать к этому неблагодарному делу товарищей. Сказывалось и то, что его лучший друг погиб при попытке своровать. Питер ходил в школу стабильно раз в неделю, что считал подвигом, а вообще, при желании, мог и три дня проходить. Дома он этого не скрывал, мать его порола, а потом ревела. Отчим много работал, а мелкая сестра Питера, которую он любил, и ласково называл ЧиМи* (саму девочку звали Милена), ходить ещё не умела, и только гулила, и протягивала ручки. Питер часто стал возвращаться пораньше, чтобы посмотреть на неё. Уже с пушком чёрных волос, но с голубыми глазками — она не могла ему не понравиться. Такая милаха…