Понятия не имею, как назывались эти блюда, но благодаря ним легкий ужин получился ничуть не хуже сытного обеда. А, заодно, теперь я знала, что как-нибудь еще закажу в академии у «скатерти-самобранки».
Что при этом делал Сэм и где он был, я не знала. На мой вопрос о том, а могу ли я с ним переговорить, девушки тактично рассказали, что в личные примерочные приглашают только очень близких людей. Или жениха.
– Нам стоит пригласить прима подняться к вам? – многозначительно уточнила сероглазая.
– Нет, спасибо, не стоит, – ответила я, радуясь, что сперва спросила об этом, а не попала в еще более пикантную ситуацию.
И как бы после этого доказывала Сэму, что он меня просто неправильно понял?
В конце концов, из всего того, что было сегодня пересмотрено, мне принесли шелковое бальное платье сочного, но нежного желтого цвета, который гармонично сочетался с цветом моих волос и кожи, словно наполняя меня внутренним сиянием. В этом образе я самой себе казалась не то сказочной принцессой, не то фарфоровой куклой.
– Шкатулку с остальным гардеробом мы уже отправили в академию по приказу прима, – рассказали девушки, убеждаясь, что платье сидит, как положено. – По его же приказу ко всем вещам добавили еще чары сокрытия артефактов. Теперь никто кроме вас не видит, какая на вас защита.
Кивнув этой полезной информации и еще раз поразившись собственному внешнему виду, я наконец-то спустилась к Сэму.
***
Сэмаэль арэ Нерт
Левая сторона лица все еще немного горела, и Сэм видел в отражении одного из зеркал холла, что она была слегка розовее правой, но не убирал след пощечины.
Во-первых, убирать его надо было сразу. А не делать это сейчас, магией привлекая к себе внимание посетителей. Вообще, в таких местах пользоваться силой без необходимости и специального разрешения – дурной том. А еще это могут посчитать нападением. И потом замучаешься объяснять властям, что же это было на самом деле. Да и ни к чему ему лишний раз пересекаться с властями.
Во-вторых, отпечатка ладони четко не просматривалось. Так что, кто знает, что у него с лицом. Вполне можно было решить, что у него просто такой тон кожи.
Хотя на самом деле причина была совсем в другом. И Сэм ее полностью осознавал.
Пощечина была получена им справедливо.
Он до сих пор ясно помнил чувства Татьяны, которые захлестнули тогда в саду и его тоже. Спасибо магическому откату.
И не то, чтобы он с самого начала не думал о том, как девушка отнесется к правде, если узнает. И не догадывался, что ей это не понравится. Конечно же, и думал, и догадывался. Поэтому-то немного соврал снова: Лан же просил его все отменить.
Но одно дело: представлять, решать и планировать... Находить тысячу объяснений для любого шага и поступка. Веских и непоколебимых. И совсем другое – самому испытать последствия. Прочувствовать на собственной шкуре, пусть и в отраженном виде. Так что, отпечаток гнева Татьяны на его щеке был им получен совершенно заслужено.
Но его было недостаточно.
Сэму очень хотелось загладить проступок и изменить отношение девушки к себе в лучшую сторону. В конце концов, эта малышка с самого начала стоила его внимания. Теперь же он всерьез задумался о том, что пока тяга к ней существует, самое время обернуть это себе на пользу.
Ему не нужно было думать, что Татьяна хочет или чувствует. Он точно это знал. Жаль только, что она не испытывала к нему ничего, кроме обиды и разочарования. Но эти ее эмоции были настолько яркими и чистыми, звенели, как натянутые струны гитары, что Сэм был рад им. Лучше такие, чем равнодушие. Их можно было исправить. Что он и решил сделать.
К счастью, повод сделать к этому первый шаг представился сразу же. А то, что для этого пришлось немного потратиться – ерунда. Сэм семьдесят лет не трогал эти деньги. Накопленные проценты с лихвой покрывали весь счет, выставленный ателье. Получается, он вообще ничего не терял.
Так он думал до тех пор, пока ему не сказали, что Татьяна готова и сейчас спустится.
А потом он просто поднял глаза...
***
Таня
Где-то по ателье ходили другие покупатели, сопровождаемые помощниками. Они все были заняты своими делами и им было на меня все равно. Как и мне на них.
Но сейчас, когда я медленно шла вниз, единственный человек во всем мире, кого я видела – это застывший у подножья лестницы мужчина в черно-золотом камзоле и с розовым цветком в руках.
И если до этого в зеркалах я видела себя просто красивой. То в отражении его ярко-медовых глаз почувствовала нечто гораздо большее. Нечто такое, от чего сердце забилось в груди пойманной птицей, щекам стало жарко, а дышать – трудно.