Сюда и привел меня Сиан. Мы забились глубоко в расщелину и затихли. Сначала все мое внимание было сосредоточенно на шелесте юбок, который говорил мне о том, что мама идет следом за нами. Однако уже в следующее мгновение мои мысли стало занимать совсем другое.
Ни я, ни Сиан больше не были детьми, и едва вмещались в нише платана, вынужденные прижиматься друг к другу — очень тесно. Я чувствовала дыхание Сиана на своем виске, и мне казалось, я даже слышала стук его сердца, так близко мы стояли.
— Наис?! Сиан?! — строго звала мама, бродя между деревьев сада. — Где вы прячетесь?! Выходите сейчас же!
Я зажмурила глаза, пытаясь даже не дышать, чтобы не выдать себя, но почувствовав прикосновение к своим волосам, тотчас снова их открыла, встретившись взглядом с Сианом. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
В темноте я не видела, какого цвета его глаза — они казались черными, как ночь. И в этих черных глазах было что-то, чего я прежде не замечала.
«Как странно он на меня смотрит, — подумала я. — Никогда так странно не смотрел».
Этот новый взгляд Сиана почему-то волновал меня. Хотелось, чтобы он не прекращал смотреть. Чтобы смотрел вот так, как сейчас, всегда. И чтобы вот этот странный взгляд Сиана был только моим, чтобы ни на кого он больше не посмел так смотреть.
— О чем ты сейчас думаешь, Наис? — прошептал Сиан, наклоняясь к моему уху.
— О том, чтобы мама нас не нашла, — точно так же, шепотом, соврала я.
Он тихо рассмеялся у меня над ухом и, словно дразня, опалил горячим дыханием мою кожу:
— Врунишка.
По телу побежали мурашки, и от этого я задышала чаще — а ведь мое дыхание только успокоилось после бега.
— Наис, — шепотом позвал Сиан, но откуда-то я знала — он не ждет, что я откликнусь.
Его пальцы нежно, словно порыв ветра, скользнули по моей щеке, по подбородку и вдруг мягко коснулись моих губ. Я подняла на него взгляд — и снова глаза в глаза. Как странно — утонуть можно навсегда, такие они у него сейчас темные, бездонные, как будто затягивают меня.
Его пальцы переместились с моих губ на затылок.
— Мама здесь, — шепнула я, уже зная, что будет дальше, хотя все происходило в первый раз. — Не боишься?
В уголках его губ появилась дразнящая улыбка.
— А ты боишься?
И я поняла, что он-то как раз сейчас спрашивает вовсе не о моей маме, а совсем о другом.
— Нет, — поспешно ответила я; пусть не думает, что я испугалась.
Я ждала, что он посмеется надо мной, но взгляд Сиана вдруг стал серьезным. Наклонившись, он мягко коснулся моих губ своими губами. Нежное прикосновение, трепетное, словно крылья бабочки, опалило меня огнем.
Как это странно — прикасаться друг к другу губами. Сиан словно пробовал мои губы на вкус: нижнюю, верхнюю, снова нижнюю. Было темно, а рядом среди деревьев бродила в поисках меня мама, и в любой момент могла найти… Странно, но… волнительно и сладко, как запретный плод.
— Наис! — раздалось совсем рядом, и я, вздрогнув, отстранилась от Сиана.
Повернула голову, пробежалась взглядом по деревьям вокруг, быстро убедившись, что мама вовсе не обнаружила нас, как мне показалось, хотя и ходит совсем-совсем рядом.
Сиан нежно, но настойчиво повернул мое лицо к себе. Он смотрел мне прямо в глаза, и я второй раз за этот вечер увидела у него взгляд, которого не видела прежде: требовательный, обжигающий. Мое сердце от этого взгляда колотилось в груди, словно пойманная в клетку маленькая птичка.
— Не убегай, — горячо прошептал Сиан, и его губы снова накрыли мои…
* * *
Проснувшись, я широко распахнула глаза. Мой сон стоял у меня перед глазами, словно картина из прошлого, и первой мыслью было: это воспоминание Наис. Воспоминание о ее первом поцелуе с Сианом.
Я приподнялась на постели и осмотрелась: стояли утренние сумерки, до рассвета было еще много времени, но темнота уже рассеивалась, расползалась по щелям, прячась от пробуждающегося за горизонтом солнца.
Откинувшись обратно на подушки и раскинув руки — благо постель была большой, и ее ширина позволяла лежать с максимальным удобством, — я посмотрела в потолок.
Почему? Как я могу видеть воспоминания Наис в своих снах?
Подняв руку с перстнем, я выставила ее перед собой и растопырила пальцы. Янтарь в сумраке казался темным. Как и глаза Сиана во сне, вспомнилось мне.
«В древней магии, которая существовала еще до того, как появились луниты, застывшее в янтаре насекомое использовали для запечатывания души», — прозвучали у меня в голове слова Мантимора.