Шурша бархатом цвета сумеречного неба, девушка с золотистыми волосами поднялась по ступенькам с фонарем в руке. Она носила туфельки из того же темно-серого бархата и не обратила внимания на лужу, в которой их промочила. На Фэрис и Одиль она тоже не обратила внимания и прошла прямо через большой зал к открытой двери, за которой полыхал огонь камина, разгоняя вечерние сумерки.
Фэрис и Одиль переглянулись.
— Эта дверь была там секунду назад? — спросила Одиль.
— Возможно, она была там все время, — уныло ответила Фэрис.
Они последовали за девушкой в бархатном платье.
В соседней комнате было тепло, ее освещал золотистый свет, на стенах висели потускневшие от времени гобелены, а в центре стоял инкрустированный столик. В кресле возле него сидела полная женщина с волосами мышиного цвета и усталыми глазами.
— Вы — преподаватель, — сказала девушка в бархатном платье. Ее голос был мелодичным, но интонация превращала слова в обвинение. Она погасила фонарь и поставила его на пол перед столом. — Я Менари Паганель.
Фэрис прищурилась. Ее губы сжались в жесткую линию.
Женщина подперла рукой подбородок и жестом велела Фэрис закрыть дверь.
— Встаньте вон там, все трое. Так лучше. Зима только началась, а мне уже до смерти надоели сквозняки.
Менари нехотя отошла назад и встала между Фэрис и Одиль. Рядом с элегантной Менари Одиль смотрелась просто нищенкой, но, казалось, этого не замечала. Она стояла, так же гордо выпрямившись, как и богачка в бархате. Фэрис сознавала, что в сравнении с ними выглядит неуклюжей. Более того, она понимала, что рядом с решительной Менари и одержимой Одиль она сама — просто притворщица.
Преподаватель вздохнула.
— Вы знаете, что осталось только одно свободное место, не так ли? Официально прием закончился в Мартынов день, одиннадцатого ноября.
— Я боялась, что опоздаю, — с облегчением произнесла Менари. — Ветры не благоприятствовали плаванию, и нас задержал шторм. Мы причалили в Сен-Мало только сегодня утром.
Преподаватель чуть шире открыла глаза, и Менари замолчала.
— Я сказала, что у нас только одно место. — Ее тон был вежливым, но усталые глаза смотрели на золотоволосую девушку без интереса. — Вы умеете считать, правда?
— Моя семья договорилась о моем обучении в Гринло, когда мне было четыре года, — заявила Менари.
Фэрис узнала интонацию, с которой были произнесены слова «моя семья». Таким тоном говорила она сама, когда возникала необходимость упомянуть дядю Бринкера. Герцогиня смотрела на педагога с радостным ожиданием. Если осталось только одно место, разумеется, чей-нибудь престиж окажется недостаточно весомым: или дядюшкин, или семейства Паганель. В любом случае ситуация обещала быть забавной.
— Поэтому, если бы я попросила вас рекомендовать кого-нибудь на это единственное место, вы бы выбрали себя, — с некоторым ехидством заметила преподаватель.
— Ну конечно. — Менари бросила взгляд на Одиль, потом на Фэрис, потом снова на женщину. Ее красивые серые глаза, точно под цвет бархатного платья, сощурились. — Если это не какой-то подвох.
Преподаватель подавила вздох и обратилась к Одиль:
— А вы, Одиль Пассерье?
Глаза Одиль широко раскрылись.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Мы вас уже давно ожидаем.
Одиль опустила глаза.
— Я знала, что опаздываю, но ничего не могла поделать. Моя семья во мне нуждалась.
Преподаватель милостиво наклонила голову.
— Одно место, Одиль. Кому, по-твоему, мы должны его отдать?
Одиль посмотрела женщине в глаза.
— Выберите меня. — Она говорила тихо, но горячо. — О, пожалуйста, выберите меня.
Фэрис сменила позу, и теперь кончик левой туфельки виднелся из-под платья. Она долгое мгновение смотрела на него, пока тишина в комнате не подсказала ей, что преподаватель отвела взгляд от Одиль и теперь пристально смотрит на нее.
— Ну, Фэрис Налланин? — Голос женщины звучал очень устало. — Что вы можете сказать?
— Добрый день. Не расслышала ваше имя.
Преподаватель хмыкнула.
— У нас одно свободное место. Как бы вы хотели, чтобы мы им распорядились?
Фэрис глубоко вздохнула.
— Выберите Менари Паганель. Позвольте Одиль остаться здесь, и пусть она моет полы или еще что-нибудь делает, пока Менари не потеряет интерес и не уедет домой, чтобы выйти замуж за кого-нибудь, кто одет лучше, чем она. Тогда вы позволите Одиль занять освободившееся место. — Она выдохнула остаток воздуха и снова стала смотреть на носок своей туфли.