— С переселеньицем, значица, — ехидно поздравил гоблин, оставаясь в коридоре и не пересекая черту, отделяющую мои новые апартаменты.
— А ты почему не заходишь? — спросила удивленная я.
— А такой я, загадочный, — гоблин прищурился. — И есть у меня к тебе, Дэйка, две загадки. Первая — отчего я письмо принес леди профессору Гете и в ее комнату вошел, а к тебе никак не могу? — и он продемонстрировал эту самую попытку войти, но как выяснилось, пресечь невидимую черту не мог, словно на стену наталкивался. После чего продолжил:- А теперь вторая загадка для тебя, Дэя, почему господин директор по ночам всегда спать изволил, а стоило тебе на работу выйти, как за тобой в ночь ушел, да с тобой поутру вернулся, а?
Да, загадочный у нас гоблин привратник, одна проблема:
— Мне откуда знать? — возмутилась я.
— Не знаешь? — недоверчиво переспросил гоблин. Всмотрелся в мое лицо, понял, что действительно не знаю и сокрушенно вздохнул. — Жаль. Очень жаль. А это тебе, — он протянул букет и пакет, — лорд Шейдер передал, бери давай, у меня руки не казенные тяжести носить.
Пришлось торопливо подойти и взять, и только потом до меня дошло:
— Это от лорда Шейдера?
— От него, от него, — гоблин прищурился, — директора ей было мало, вертихвостка!
И бормоча что-то явно для меня нелицеприятное, гоблин направился прочь, заглядывая по пути в каждую открытую дверь.
А я так и осталась стоять с алыми лилиями в одной руке и сладостями от Мелоуи в другой, обиженно глядя вслед гоблину. Потому что он в корне неправ!
Вернувшись в комнату, цветы просто поставила на стол, думая, где раздобыть вазу, потому что мне отродясь букетов не дарили. Вспомнила, что где-то была бутылка от молока, и, по-моему, за вазу сойдет. А потом я обнаружила записку, которая была прикреплена к бумажному банту, украшающему цветы. В записке значилось:
«Понимаю, что моему поведению нет оправданий, и все же прошу прощения, я был пьян и не отдавая себе отчета в действиях решился на то, о чем так долго мечтал. С почтением, лорд Шейдер Мерос».
День оказался полон открытий! Я снова и снова перечитывала послание, пытаясь осмыслить слова «решился на то, о чем так долго мечтал», когда услышала нарастающий шум в коридоре, в котором слышалось изъявление благодарностей, но все это было как-то не столь значимо на фоне «решился на то, о чем так долго мечтал». Это стоит понимать, что лорд Шейд так долго мечтал… поцеловать меня? И я невольно прикоснулась, к своим еще чуть припухшим после рассветного приключения губам. «Решился на то, о чем так долго мечтал»… И как-то совершенно иначе обрисовалась произошедшая ситуация, и…
— Директор лорд Тьер, а эти комнаты адептке Риате по ошибке достались, она же не преподаватель!
На визгливый голос Ригры я отреагировала все еще невменяемым после открытий взглядом, да так и застыла — в одной руке держа записку, а другой касаясь губ. А в проеме моей двери стоял магистр Тьер и его темные глаза скользнули от записки, которую он, несомненно, прочитал — я находилась в двух шагах от двери, а почерк у лорда Шейда крупный и очень разборчивый, к моим губам, от которых я руку убрала мгновенно.
— Директор лорд Тьер, — вещала меж тем из коридора все та же вредина Ригра, — дух-хранитель ошибся и Риате…
— Да, — глухо отозвался магистр, — я действительно… ошибся!
Разворот и мою комнату покинули, так и не войдя. Я узрела ошарашенные лица преподавательниц помоложе и самой Ригры, а затем вся толпа одной сплошной благодарности рванула вслед за директором, и визгливый голосок вернулся к обсуждению вопиющей несправедливости:
— Директор лорд Тьер а Риате она…
— Я не намерен взывать к духу-хранителю из-за столь незначительной ошибки как размещение адептки на первом этаже! — ледяной голос магистра прервал возмущение Ригры на корню. — И если вы, адептка Дакене доучились до четвертого курса, обязаны знать, что обращение к духам подобного уровня требует огромных энергетических затрат!